Завел меня в свой шикарный кабинет, и усадил в директорское кресло, неумело маскируя гордость за свое детище под напускным равнодушием.

«Нравится?»

«Да, папа. Даже не верится, что это все твое»

«Однажды это все станет твоим»

Я тогда ничего не ответила ему. Лишь снисходительно улыбнулась. Мне не верилось, что когда-нибудь это действительно произойдет, но портить ему настроение своим скепсисом не хотелось.

Кажется, это было только вчера. А теперь я снова стою здесь, и папы больше нет. Сердце так сильно болит, что я неосознанно начинаю растирать ладонью грудную клетку, но это совсем не помогает. Сзади подходит Костя и бережно обнимает за талию.

— Зачем ты привез меня сюда? — спрашиваю севшим голосом, едва справляясь с нахлынувшими эмоциями.

Он снова не отвечает на вопрос, увлекая меня за собой в сторону входа.

— Идем.

Внутри все точно так же, как было год назад. Костя проводит меня через ресепшен, ведет к лифтам, мы поднимаемся наверх. Вокруг кипит деловая жизнь. По пути нам встречаются элегантно одетые мужчины и женщины, они общаются друг с другом, с сосредоточенными лицами разговаривают по телефону, кажется, в компании нет никаких проблем, по крайней мере, все выглядит так же, как в последний раз, когда я была здесь. Меня не покидает ощущение, что и папа тоже ходит где-то здесь, в глубине офиса, как обычно погруженный в свои очень важные дела. И это самое болезненное из всего, что могло выдать сейчас мое сознание.

Костя заводит меня в его кабинет, тот самый, который год назад показывал мне папа, и просит сесть в то самое кресло, в котором я уже сидела однажды. Сам опускается в кресло с противоположной стороны стола. Я по-прежнему ничего не понимаю, но слишком шокирована, чтобы задавать вопросы.

Вслед за нами входит молодой мужчина в белоснежной рубашке и классических черных брюках, с тонкой кожаной папкой в руках.

— Доброе утро, Константин Владимирович, Алена Ивановна, — учтиво приветствует он нас, и я едва успеваю придержать грозящую отвиснуть до пола челюсть.

Алена Ивановна? Он знает меня? Как это понимать?

— Доброе утро, Игорь. У тебя все готово?

— Да, конечно. Все, о чем мы с вами вчера говорили.

Я окончательно впадаю в ступор, а Игорь пододвигает к столу один из стульев для посетителей, кладет свою папку на деревянную поверхность, начинает доставать из нее и раскладывать перед нами какие-то бумаги.

— Константин Владимирович, пожалуйста. Здесь и здесь, — придвигает прошитую стопку листов к Косте и указывает ручкой на какие-то определенные места в документе.

Костя бегло пробегается взглядом по строчкам, ставит размашистые подписи в указанных местах, и пододвигает бумаги ко мне.

— Прочти и подпиши.

Я смотрю на него, как завороженная, не осмеливаясь даже предположить, что за документ он предлагает мне подписать. Опускаю взгляд в бумагу, и вижу только свое новое имя «Малинина Алена Ивановна».

— Что это? — растерянно интересуюсь, возвращая настороженный взгляд на Костино лицо.

— Это договор дарения на контрольный пакет акций компании «Черных», — учтиво поясняет за него Игорь. Судя по всему, юрист.

Но я не смотрю на него, продолжаю сверлить взглядом Костю.

— Что это? — повторяю настойчивее.

— Подписывай и не задавай вопросов, Алена, — терпеливо отвечает он.

— Ты не хочешь ничего мне объяснить? — нервно дергаюсь я вперед, все еще ни черта не понимая.

Костя устало вздыхает и трет переносицу.

— Я решил, что так будет правильно. Тебе эта компания нужна больше, чем мне.

— Но папа ведь продал ее тебе?!

— Деньги ты мне вернешь. Потом, когда выйдешь на прибыль. Заодно и проверим, насколько эффективно английское образование в российских реалиях.

— Ты издеваешься? А что если у меня ничего не получится? Что, если я только все испорчу? Теория и практика это же абсолютно разные вещи, тем более…

— Тише, успокойся, — усмехается он, прерывая мою паническую речь. — Конечно, я не собираюсь вот так сходу бросать тебя в пекло. Буду помогать первое время всем, чем смогу. К тому же, тебе еще надо сначала доучиться.

Я выдыхаю, чувствуя, как горит мое лицо и жжет в груди, закрываю лицо руками, стараясь справиться с переизбытком эмоций. Мне все еще не верится, что это происходит со мной на самом деле. Компания отца теперь моя. Я буду управлять ею, как он и хотел. И сдохнуть мне на этом самом месте, если я не выведу ее из кризиса.



— Подписывай, Алена. У меня сегодня еще много дел.

Я поднимаю взгляд и с неверием смотрю в его улыбающиеся глаза. Мои ладони все еще на лице, только теперь они прикрывают лишь рот, потому что я не знаю, что говорить, и как выразить все то, что я испытываю в эту минуту.

— Спасибо, — выдыхаю почти беззвучно, это все на что меня хватает, но в это слово я вкладываю слишком много.

— Не благодари, Алена. Так будет правильно.

Восемь месяцев спустя

— Константин Владимирович! — доносится приглушённый голос домработницы из-за закрытой двери спальни, после продолжительного громкого стука. — Я очень извиняюсь, но если вы через десять минут не спуститесь, то Алёна Дмитриевна опоздает на самолёт!

Новенькая, ещё не знает Костю в гневе. Знала бы, от чего отрывает нас. Я лежу на животе, голая, потная, вся перепачкана спермой, Костя такой же, прижимает меня сверху к постели своим весом. Сильно сжимает волосы на затылке и дёргает на себя, загоняя в меня член до упора, отчего я дёргаюсь и давлюсь криком.

— Я вас понял, Евгения, мы скоро спустимся! — громко отвечает он, быстро зажав мне ладонью рот, и тише добавляет сквозь зубы. — Уволю, суку.

— Ай! — вскрикиваю я, когда следует очередной грубый толчок, и его рука отпускает меня, тут же перемещаясь обратно в волосы и прижимая мою голову к кровати. Его губы касаются шеи, покрывают ее влажными жадными поцелуями, зубы впиваются в плечо, оставляя на нем розовые вмятины. Он любит так делать — засосы, следы от укусов, синяки от его пальцев на моих запястьях и бёдрах — все это неизбежно после долгой разлуки или перед очередным расставанием.

Я уже трижды улетала от него, и возвращалась. На каникулы, выходные и праздники. И каждый раз встречи и прощания — это какое-то безумие между нами.

— Не хочу улетать… — выдыхаю с жалобным стоном, когда он заводит руку мне между ног, раздвигает половые губы, и начинает с нажимом массировать клитор, не прекращая совершать глубокие резкие толчки внутри меня, на грани боли и удовольствия.

— Лучше замолчи, Алена, — рычит мне в ухо, сильнее сжимая волосы на затылке, — Я сейчас как никогда близок, чтобы пойти у тебя на поводу.