Яркий солнечный свет из окна бьет мне в глаза, я жмурюсь, и прячу лицо на груди у Кости. Мы лежим на кровати, его пальцы путаются в моих волосах, я слушаю, как поют птицы за открытым настежь окном, и его дыхание. Чувствую умиротворение и приятную ломоту во всем теле.

Как же мне хорошо с ним. И думать в эту минуту о том, что будет дальше, совсем не хочется. Но я все же думаю. Такая, видимо, у меня сущность. Не могу отключить свои мыслительные процессы даже в такие потрясающие мгновения, когда они совершенно неуместны.

Теперь, когда все очарование ночи окончательно растворилось с первыми лучами солнца, под кожу стал забираться страх неизвестности. Костя сказал, что никуда меня не отпустит, и в груди сладко щемит от одного воспоминания о том, как он это произносил, но вместе с тем, в голове поднимается целый ворох вопросов.

Мы с ним такие разные. Как мы будем вместе? Сможем ли перешагнуть через все, что было в прошлом, и двигаться дальше? Сможем ли найти общий язык за пределами постели? Как отреагирует Мила, и как вообще он представляет себе нашу дальнейшую жизнь?

Становится очень страшно, что у нас может не получиться. Он привык командовать и ждёт подчинения, а я привыкла жить по своим правилам. Пытаюсь представить нашу будущую жизнь, и картинка упрямо не хочет складываться. За пределами спальни — абсолютная пустота. Чем ее заполнить? Совместными ужинами с участием Милы? А ещё?

Когда я представляла себе свою семейную жизнь, это было что-то очень тёплое, милое, романтичное. Совместные походы рука об руку по магазинам, и в супермаркеты за продуктами, по вечерам — просмотры фильмов на диване в обнимку, с тазиком попкорна наперевес, прогулки в парке допоздна, возможно, с собакой, которую мы обязательно заведём… Но почему-то Костя никак не хотел вписываться в эту идеальную картинку счастливой семейной жизни. Как ни стараюсь представить его на диване за просмотром мелодрамы и лопающим попкорн — не получается. По большому счёту, мне это не то чтобы очень нужно, пусть все сложится по-другому, не так, как в моих наивных мечтах. Но как?

Я глажу его грудь, нежно касаясь подушечками пальцев, и понимаю, что мне все равно как. Даже если мы вообще не будем видеться за пределами спальни, сейчас я готова согласиться и на это. Потому что рядом с ним, в его объятиях, мне необъяснимо хорошо, и я чувствую себя такой счастливой.

От наплыва чувств льну к нему всем телом, прижимаясь как можно крепче. Его губы касаются моего затылка, оставляя на нем целомудренный поцелуй, рука скользит по обнаженной спине, спускается на ягодицу, сжимает ее.

— Знаешь, я уже и не помню, когда в последний раз позволял себе вот так просто валяться в постели, и никуда не спешить.

Мои губы непроизвольно растягиваются в довольной улыбке, а в груди щемит ещё сильнее — ему тоже хорошо со мной.

— Наверное, ты очень много работаешь?

Он усмехается:

— Да, пожалуй, много.

— Как на счёт отпуска? Когда ты последний раз отдыхал?

Приподнимаюсь над кроватью, упираясь ладонями ему в грудь, и заглядываю в глаза. Он смотрит на меня в ответ с улыбкой. Наверное, впервые за столько лет я снова вижу, как он улыбается. По-настоящему. Ему невероятно идёт. Его лицо становится таким красивым, что меня всю изнутри переполняет теплом.

— Давно, Алена. Я уже даже не помню, когда.

— Надо срочно это исправить, — приняв серьёзный вид, заявляю я, а он усмехается и, обняв за шею, снова рывком притягивает меня к себе.

— Я Милке третий год обещаю Диснейлэнд. Ребёнок вырос уже, а у меня все то одно, то другое. Никак вырваться не могу.

— А-я-яй, — с осуждением цокаю языком, и, прикрыв глаза, нежно прижимаюсь щекой к его груди. — И не стыдно тебе?

— Стыдно, — произносит он, только почему-то без особого сожаления в голосе. — Но я исправлюсь.

Нашу идиллию прерывает телефонный звонок, и я испытываю такое сильное разочарование, что приходится мысленно себя одернуть — так нельзя. Он ведь не может принадлежать мне все двадцать четыре часа в сутки.

Но эти мысли не помогают. Когда он встаёт, чтобы ответить на звонок, и оставляет меня одну на постели, мне становится так холодно и одиноко, что хочется броситься за ним следом, обнять со спины, прижаться, и стоять так все время, пока он разговаривает. Мне стоит огромных усилий не делать этого, а оставаться терпеливо сидеть на кровати и ждать.

— Надо ехать, — поворачивается он ко мне, договорив, и я больше не могу себя сдерживать.

Встаю, и бросаюсь к нему на шею, обнимаю изо всех сил. Мне так страшно, что если он уедет, все волшебство, случившееся между нами этой ночью, разрушится. Что мы снова станем друг другу чужими, и он больше никогда не будет мне так улыбаться.

— Ну что ты, маленькая? — отрывает он меня от себя, чтобы заглянуть в глаза.

— Не знаю, — пытаюсь улыбнуться, но, кажется, улыбка выходит жалкой. — Я, кажется, влюбилась в тебя по уши, Кость.

Он молчит, но смотрит на меня с таким теплом, что у меня на глаза наворачиваются слезы. И в груди щемит. Опять. Так болезненно и вместе с тем сладко. Он заправляет прядь волос мне за ухо, ласково касается пальцами моей щеки и произносит тихо:

— И за что мне такое счастье?

— Это сейчас был сарказм? — усмехаюсь я, легонько стукнув ладонью его по плечу.

— Да какой уж тут сарказм, — снова улыбается он.

— Ладно, — вздыхаю я, за шутливым тоном скрывая свои страхи. — Иди, пока я добрая. А то мое нежелание тебя куда-то отпускать меня пугает.

— Я бы и сам не отказался провести весь день с тобой в постели, поверь.

— Но ведь такие дни у нас еще будут? — интересуюсь с игривой улыбкой, а сама при этом едва ли не перестаю дышать, ожидая его ответа.

— Конечно, будут, — он тянет меня к себе, положив ладонь на затылок, и целует в шею, так откровенно, что вся кожа мгновенно покрывается мурашками. Его рука начинает скользить по моему обнаженному телу, сжимает грудь, спускается к бедру, и, грубо впившись в него пальцами, дергает на себя, прижимая меня животом к мужчине так тесно, что я в полной мере чувствую, насколько он сам не хочет сейчас никуда уходить.

— Нет, я точно никуда тебя не отпущу… — бормочу я, теряя связь с реальностью.

— И не нужно, — заявляет он, оставив еще один влажный поцелуй у меня на подбородке. — Давай, быстро одевайся, ты едешь со мной.

— Что? Куда? — со смешком переспрашиваю я, решив, что это он так шутит.

— У нас с тобой есть одно дело.

— Ты о чем?

— Ален, поторопись, полчаса тебе даю на сборы.

— Ты серьезно, что ли?

Костя снова усмехается, наблюдая за моим обескураженным видом, после чего выпускает из своих объятий и шлепает ладонью по голой попе.