Потом Пак выходит на свободу, мягко опуская меня на пол.

— Мне кажется, ты вырвала пару кусков из моей спины, — выдыхает он.

Я разворачиваю его в крошечном пространстве.

— Дерьмо. — Конечно же, мои ногти оставили ярко-красные следы, расползающиеся по его коже. — Это выглядит немного ужасно. Мне правда жаль.

— А мне нет, — говорит он. — Мне нравится играть грубо, Бекка. Можешь держаться за меня и царапаться так грубо, как только хочешь

Не уверенная в том, что стоит думать по этому поводу, я решаю не обращать на это внимания и заняться душем…

Ой. Бл*дь.

— Мы не использовали презерватив, — шепчу я в ужасе. — Мы не использовали грёбаный презерватив!

Пак замирает.

— Я даже не подумал об этом, — признается он. — Я хотел быть внутри тебя. Ты на таблетках?

— Нет, — отвечаю я.

Мы смотрим друг на друга, ошеломлённые.

— Ха, — выдает он наконец. — Ты знаешь, какой у тебя сейчас цикл?

— Ты знаешь об этом?

— Я взрослый человек, Бекка, — говорит он. — Не двенадцатилетний. Конечно, я знаю об этом. Каковы шансы, что ты залетишь?

Я качаю головой и жму плечами.

— Понятия не имею, — признаюсь я. — У меня он всегда был не очень регулярным.

— Тогда, наверное, у нас всё хорошо, — говорит Пак. — Я чист, если ты волнуешься об этом.

Я моргаю, пытаясь понять, что он имеет в виду.

— Ладно.

— Ладно.

— Хм, думаю, мне нужно вымыть волосы перед уходом, — наконец говорю я.

— Это так ты намекаешь, что хочешь побыть одна и мне стоит выйти из душа? — спрашивает он с легкой смешинкой в голосе.

— Думаю, да.

Пак притягивает меня поближе, гладя мои щеки большими пальцами и смотря мне в глаза.

— Всё будет хорошо, окей? Ты готовься, а затем выходи и мы насладимся ужином. Не беспокойся об этом.

Да, правильно. Никаких тревог.

Пирог Эрла с черникой до сих пор остается теплым, когда я выхожу из квартиры в пять тридцать вечера — Реджина подает ужин ровно в шесть, и она не терпит опозданий.

Но спешка того стоит, потому что я люблю стряпню Реджины почти так же сильно, как и секс с Паком.

В этих ужинах и обедах не было ничего особенного, но тем не менее они были по-своему замечательными, потому что Реджина не любила останавливаться на пол пути. Нет. Когда она готовила картофельное пюре, она сама отваривала картофель, затем добавляла настоящее масло, настоящие сливки и щепотку соли, чтобы создать нечто, не имеющее никакого сходства с тем дерьмом, которое вы покупайте в магазине.

После сердечного приступа Эрла, я попыталась поговорить с ней, чтобы они перешли на менее калорийную еду. В ответ она посмотрела на меня так, словно я сошла с ума, заявив, что перестанет употреблять настоящее масло, сразу, как только он перестанет пить и курить. Если бы он заботился о собственном здоровье настолько, чтобы оно изменилось, ей бы пришлось есть еду по вкусу, напоминающую канцелярский клей.

Пожалуй, не стоит говорить, что настоящее масло всё ещё лежит на её столе.

***

Сегодня ужин выглядит также, как и всегда — жареная оленина (привет от Эрла), овощи, картофель и соус, за которым следует горячий пирог с шариком холодного, но чуть-чуть подтаявшего мороженого.

Реджина и Эрл никогда не требовали от меня довериться им, а я совсем не хотела теребить раны, связанные с моей матерью. Но что-то в этих почти семейных посиделках за столом всегда заставляло меня говорить, и сегодняшний вечер не стал исключением. Когда я наблюдаю, как Эрл режет жаркое, я понимаю, что я рассказываю все о телефонных звонках и своем послеобеденном визите в клуб «Вегас Бэлльс».

— Не могу поверить, что снова повелась на это дерьмо, — сокрушенно говорю я, тыкая вилкой в свою картошку. — Кто-то скажет, что я стала умнее?

— Нам трудно не любить наших родителей, — говорит Реджина. — Это часть человеческой сущности. Что-то пошло не так в проводке твоей мамы, иначе она бы относилась к тебе лучше. Это не значит, что ты должна винить себя за то, что у тебя есть сердце.

— Что ты думаешь об этом стрип-клубе? — спрашивает Эрл, глядя на меня светлым глазами.

Я давлюсь.

— Хорошая попытка, — говорит Реджина, ударив его сервировочной ложкой. — Наша девочка чуть не оказалась без одежды перед толпой незнакомых мужчин. Ты правда хочешь более детальное описание этого клуба?

Реджина продолжает бормотать, когда Эрл привлекает мой взор и быстро подмигивает. Я стараюсь не засмеяться — этот мужчина всегда был озорником, и ему нравилось подшучивать над своей женой. А она всегда воспринимала все всерьез, сколько бы раз он не делал этого.

— Мне нужно сходить за пирогом.

— Чертовски верно, — воодушевленно говорит Эрл. — И мороженое захватишь?

— Позволю ли я тебе есть пирог с черникой без мороженого? — спрашивает сурово Реджина. — Может, ты и забывчивый старый дурак, но у меня то еще все дома. Бекка, пойдем со мной на кухню.

Я стреляю взглядом в Эрла, а потом иду за ней из столовой. Их дом не представлял собой ничего особенного — всего лишь маленький двухэтажный особнячок, которому стукнуло почти сто лет, и который демонстрировал каждое мгновение своего преклонного возраста. И все же ничто не чувствовалось так безопасно и тепло, как это место. У меня никогда не было дома с моей мамой, но у меня точно есть один — здесь.

— Ты, молодец, — говорит Реджина, величественно указывая на пирог. Эта похвала дорогого стоит — обычно пекла пирог она сама, оставляя за мной покупку мороженого. — Я горжусь тобой. Ты подвела черту и не позволила этой женщине снова воспользоваться тобой. Я знаю, что это было нелегко.

— Так и было, — признаюсь я, извлекая пирог и острый нож. — Я тоже рада, что сделала это. Она уже нанесла достаточно ущерба.

— Чертовски верно.

Реджина пропускает меня из кухни вперед, гордо неся следом мой пирог. Я ставлю его в центр стола, желая, чтобы на нём не было кольца ярко—фиолетового сока и жижи, вытекающей сбоку.

— Выглядит великолепно, — хвалит Эрл.

— Похоже на стряпню двухлетнего ребёнка, — грустно отвечаю я.

— Неважно, как это выглядит, — успокаивает меня Реджина. — Только вкус имеет значение. Не стой там — подавай уже десерт, пока мы все не умерли с голоду.

Мы с Эрлом начинаем смеяться, потому что никто не мог голодать в доме Реджины. Настоящая опасность — проснуться однажды с весом в пятьсот фунтов. Я разрезаю слоистую корку, и всё ещё тёплая начинка начинает растекаться. Реджина протягивает мне тарелку, и я беру её, вернувшись во второй раз, чтобы насобирать крошечные ягоды, которые нападали по бокам.