Она молчит в течение минуты. Затем кричит так громко, что моя барабанная перепонка чудом остается целой.

— Ты неблагодарное маленькое дерьмо! Если бы я думала, что какая-то сука с полицией может мне помочь, я бы уже позвонила ей. У меня есть чёртов телефон. Ты что так чертовски сильно обкурилась, что забыла, что значит заботиться о своей семье? Мне все равно, как ты получишь эти деньги — укради их, потрахайся с кем-нибудь, сделай всё, что нужно. В противном случае…

Я выключаю телефон и бросаю его в траву.

Святое. Дерьмо.

Я чувствую слёзы на глазах, а потом вытираю их, потому что: пошла она.

Пак был прав.

Мама играет со мной. Снова. Я предложила ей выход, и она даже не стала его рассматривать, а это означает, что она никогда не была серьёзно настроена сюда приехать. Какого чёрта я вообще отвечала на её телефонные звонки? С меня хватит. Хватит. Да чтобы еще раз… Она может отправляться на хрен, прямо сейчас, я не стану посылать ей вообще никаких денег. Я использую их для оплаты своих проклятых счётов, как ответственный человек.

Я хватаю телефон и поднимаюсь на ноги, идя к своей машине. Мне нужно оплатить коммунальные счета, перед тем, как ехать домой и печь пирог для Эрла. Потом я поужинаю с ним и Реджиной — моей настоящей семьей — и забуду про эту ненавистную суку из Калифорнии.

То, что она родила меня, ещё не значит, что я должна разгребать её дерьмо.

Во время поездки домой я громко включаю свою любимую музыку, пою и качаюсь в такт музыке, потому что впервые в жизни чувствую себя по-настоящему свободной.

Теперь у меня есть своя собственная жизнь, и она замечательная. Может быть, Пак снова проведёт ночь со мной. Эта мысль заставляет меня улыбнуться.

Она не сможет всё испортить, я ей не позволю.

Два часа спустя дым валит из кухни под оглушительные крики сигнализации. Просто ужасающе громкие. Эрл не полагался на случай и Бога, когда дело могло принять опасный оборот. Я почувствовала запах горящего пирога всего несколько секунд назад, но теперь происходящее на моей кухне напоминает взрыв бомбы-вонючки.

Дерьмо.

Я открываю духовку, чтобы увидеть огромное количество начинки, которая пузырится по краям, капая на дно духовки. Взяв пару полотенец, вытаскиваю пирог и ставлю его на подставку, а затем, быстро захлопнув духовку, бегу открывать окна.

Вдруг кто-то стучит в дверь. Моё сердце начинает часто биться… Пак? Он говорил, что приедет на пирог, но я не заметила его байк, когда возвращалась домой. Я пыталась дозвониться до него. Но ответа не было. Я предполагала, что у него есть мобильный телефон, но даже будь у меня его номер, он был бы бесполезен здесь, в долине.

— Привет, — здороваюсь я, широко открыв дверь.

Пак приветствует меня в своем стиле, схватив за шею и затягивая меня в долгий, горячий поцелуй, от которого перехватывает дыхание. Наконец он отрывается, утыкаясь своим лбом в мой.

— Имеется ли какая-то особая причина, по которой твоя кухня вся в огне?

Я медленно качаю головой, балдея, от того как его голова двигается в такт с моей. Оказывается, вся эта телевизионная романтическая фигня между девушкой и парнем довольна мила.

— Пирог немного подгорел, — объясняю я.

Он отступает, нахмурившись.

— Это значит, что я не получу свой кусок?

— Что если я скажу тебе, что у нас будет отличный секс?

Все еще хмурясь, он поднимает бровь.

— Ты не ответила на вопрос.

Я бью его по плечу, и он, ухмыляясь, притягивает меня к себе, а потом целует в макушку.

— Я выбираю секс, — решает он. — Но должен признаться, я разочарован пирогом.

— Всё хорошо. Просто немного начинки попало на дно духовки. Пирог не самый красивый, но всё равно вкусный. И я отдам его Эрлу и Реджине.

— Они старые, поэтому не смогут съесть все. Принеси мне остатки, и я переживу. Теперь давай перейдём к сексу.

Я смотрю на часы.

— У нас есть около получаса до моего отъезда, — говорю я. — Но сначала мне нужно убраться.

— Не проблема.

Десять минут спустя Пак уже прижимает меня к стене моего крошечного душа, одной ногой Пак разводит мои бедра, а ртом блуждает по моей шее, в то время как его пальцы погружаются глубоко в меня. Все так тесно, неловко и прекрасно одновременно.

— Срань господня, — стон вырывается из меня. — Не могу поверить, как это приятно.

— Скоро будет еще лучше, — уверяет меня Пак.

Внезапно его руки хватаю мои бедра, поднимая меня достаточно высоко, чтобы он смог засунуть свой член внутрь. Он наполняет меня, бедра вдавливаются в мои, и я снова прижата к стене. Наверное, это должно быть больно, но это не так. Совсем нет.

Каким-то образом момент становится идеальным во всех отношениях.

Потом Пак начинает двигаться, и я понимаю, что «идеальный» — это скорее состояние бытия, чем одна конкретная позиция, потому что, клянусь, с каждой секундой он чувствуется все лучше и лучше.

— Черт, как же хорошо, — бормочет он и начинает двигаться быстрее.

Я чувствую, как напряжение нарастает, быстрее, чем обычно. Все чувствуется по-другому, лучше, чем раньше. Плотнее, горячее... сильнее.

Мои пальцы впиваются в его мускулы. Потом он попадает в то особое место глубоко внутри, и моя спина изгибается, а ногти царапают его кожу. Пак никак на это не реагирует. Теперь всё моё тело стянуто в дугу, и я чувствую, то сладкое облегчение, которое пока витает вне досягаемости.

— Сильнее, — стон снова покидает мои губы. — Трахни меня сильнее.

— Продолжай умолять, — хмыкает он. — Жарко как в аду.

— Твой член чувствуется лучше, чем...

— Не смей произносить имя какого-нибудь другого парня.

Смех ускользает от меня.

— Нет, — задыхаюсь я. — Я так не думала.

— О чём ты думала? — спрашивает он, жестко двигаясь бедрами.

— Мой вибратор, — умудряюсь выдохнуть я. — Иногда ночью я представляла, что это твой член.

— Иисус.

Наверное, он нашёл способ попасть в меня как можно глубже, и становится понятно, что ходить после этого может быть немного проблематично. Не то, чтобы меня это волнует. Я нахожусь примерно в десяти секундах от…

Пять... четыре... три...

Бум.

Мой мир взрывается. Я сжимаю его так сильно, что должно быть ему больно, но он просто застывает, и я чувствую горячие брызги глубоко внутри. Вода льется на нас, пока мы цепляемся друг за друга, стараясь не рухнуть под тяжестью нашего общего удовольствия.