— Ты, похоже, только что упустила отличного жениха, дорогая, — констатировала она и тут же добавила: — Как это удачно, что твоя матушка сегодня утром уехала!

— Да, мне очень повезло, — ответила Эсме с улыбкой.

Когда Стивен усадил Беату на диван, чтобы прошептать ей на ухо слова, не предназначенные для посторонних, Эсме расправила плечи. От волнения ее сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

— Теперь я почитаю из Библии. — Она взяла со стола книгу и вышла вперед.

Это была Библия Майлза, семейная Библия, куда Эсме вписала имя Уильяма. Сейчас ей казалось, что Майлз одобряет ее; она словно видела его голубые глаза и сердечную улыбку.

— Приятно, что молодая вдова обращается к слову Господню, — громко заметила миссис Кейбл. — Хочется верить, что это я подала ей должный пример. .

— Но ты-то еще не вдова, — язвительно заметил ее муж.

Один Себастьян служил живым воплощением скуки; вероятно, он думал, что чтением Библии Эсме намерена угодить своему дамскому кружку шитья и таким образом заслужить репутацию благочестивой матроны. Уткнувшись взглядом в свой стакан, Себастьян почти спал…

— Я почитаю из «Песни Соломона», — объявила Эсме.

Голова Себастьяна резко взметнулась вверх.

— «Книга Песни Песней Соломона, — прочитала она, стараясь произносить слова по возможности отчетливо. — Да лобзает он лобзанием уст своих! Ибо ласки твои слаще вина».

— Разве она не сказала, что собирается читать из Библии? — поспешно справился мистер Баррет-Дакрорк — он, по-видимому, был в большом замешательстве.

— Тише! — шикнула на него леди Боннингтон; сидя с прямой спиной, она крепче сжала в руке трость. Ее глаза сияли, и — о, чудо из чудес — она улыбалась!

Между тем Эсме продолжала чтение:

— «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви».

Себастьян неожиданно поднялся, и миссис Кейбл в недоумении уставилась на него. Эсме тоже не отрывала от него взгляда, и каждое прочитанное ею слово говорило ему правду.

— «Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!»

Обойдя кресло, на котором сидела его мать, и диванчик с застывшей от ужаса миссис Кейбл, Себастьян направился к Эсме.

— «Вот, зима уже прошла, — тихо, словно только для него, произнесла она. — Дождь миновал, перестал; цветы показались на земле».

Забрав у нее книгу, Себастьян взял ее руки в свои большие ладони.

— «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему». Когда его руки сомкнулись вокруг ее талии, по телу Эсме пробежала дрожь, и она подняла навстречу ему свои губы. Как могла она думать, что есть на свете что-то важнее Себастьяна, ее любви, ее души, ее сердца?

— Я люблю тебя, — сказал Себастьян хрипло, и Эсме омыли волны радости.

— «Я изнемогаю от любви», — тихо произнесла она, повторяя прекрасные слова из старинной книги.

Внезапно миссис Кейбл схватила мужа за локоть и заставила его подняться на ноги.

— Это просто ужасно! — прошипела она. — Ужасно! Однако Эсме не обратила на нее никакого внимания, наслаждаясь восхитительным кольцом рук Себастьяна, и миссис Кейбл наконец поняла, что произошло. Она проиграла борьбу за душу вдовы, и дьявол одержал победу.

— Мы уходим! — Она повернулась и тут же обнаружила, что дорогу ей перегораживает маркиза Боннингтон.

— О, мне вас так жаль! — Миссис Кейбл прищурилась. — Впрочем, ваш сын вполне достоин этой вертихвостки…

— Возможно. — Что-то в глазах маркизы заставило миссис Кейбл вздрогнуть. — Но наверняка вы пожелаете поздравить счастливую пару, прежде чем покинете нас.

И тут миссис Кейбл проявила характер, мало чем уступавший характеру маркизы.

— Ни за что! — Казалось, она готова прожечь леди Боннингтон взглядом. — Буду вам премного благодарна, если вы окажете мне любезность и объявите вашей безнравственной невестке, что дамский кружок шитья в ее услугах больше не нуждается.

Маркиза отступила на шаг, и это позволило мистеру Кейблу наконец с облегчением вздохнуть. Он уже начал бояться, что его жена вцепится в знатную аристократку мертвой хваткой и тогда избежать скандала не удастся.

— Нисколько не сомневаюсь, что она будет этому очень рада. — Маркиза презрительно скривила губы.

Все эти непристойности, происшедшие у нее на глазах, до такой степени взбесили миссис Кейбл, что она лишь спустя много часов осознала печальный факт: остальные члены дамского кружка шитья за ней так и не последовали. Это означало полную катастрофу: славное и столь дорогое ее сердцу мероприятие приказало долго жить.

Тем не менее миссис Кейбл и не думала сдаваться: по прошествии месяца она основала вязальный кружок, пригласив женщин из деревни, гордившихся тем, что несут слово Господа невежественным крестьянам, и оставшийся без ее руководства дамский кружок шитья ударился в распутство и всем составом отправился на свадьбу леди Ролингс с маркизом. В обществе отметили, что мать леди Ролингс на свадьбе не присутствовала, но вес маркизы Боннингтон и ее неограниченное влияние в обществе сделали эту свадьбу самым модным событием сезона.

Леди Беатрикс отметила свое вступление в брак с мистером Фэрфаксом-Лейси куда скромнее: их бракосочетание почтили своим присутствием лишь самые близкие члены ее семьи — горячо любимые сестры. Их головы на свадьбе украшали венки из маргариток, но осуждать девушек за это было просто некому. А когда молодожены вернулись в Лондон и в обществе заметили, что произошло, у молодой миссис Фэрфакс-Лейси оказалось столько могущественных друзей, что о ее запятнанной репутации никто не смел и заикаться.

Хелен, графиня Годуин, отправилась проведать подругу герцогиню Гертон, находившуюся в уединении. Все лето и осень Хелен неустанно думала о ребенке, которого собиралась завести с помощью своего мужа или без него, но это у нее было еще впереди.

Эсме проснулась, как и всегда в последнее время, с мыслью об Уильяме. Все ли с ним в порядке? Секундой позже она поняла, что ее разбудил радостный детский смех. Занавески были открыты, и в комнату вливался яркий солнечный свет. Себастьян в одних панталонах стоял у окна, его плечи вздымались восхитительной горой мышц, а из-за его левого плеча выглядывал, болтаясь в воздухе, крохотный сжатый кулачок. Держа Уильяма на одной руке, Себастьян подбрасывал его вверх. Голову Эсме немедленно наводнили мысли о сквозняках. Она никогда не позволяла Уильяму приближаться к окну, даже несмотря на разгар лета… Но на этот раз Уильям так радостно визжал от восторга!

Однако когда Эсме заметила, что младенец сидит на согнутом локте Себастьяна и на нем даже нет подгузника, у нее сердце ушло в пятки. Она никогда не раздевала ребенка догола!