И только тогда он остановился, запечатлев последний неторопливый поцелуй на ее дрожащей плоти, и прилег рядом. Его глаза неистово сверкали в полутьме.

– Ты моя, Джилли. Моя. Ты не достанешься никому, кроме меня. – Его низкий хриплый голос дрожью отозвался в ее теле. Потом он страстно ее поцеловал, и она ощутила свой вкус у него на губах. Джиллиан прильнула к его телу и почувствовала, что буквально растворилась нем, оказавшись снизу.

В ожидании ответа Грэм не прекращал двигаться, безжалостно и грубо проникая все глубже и глубже, вынуждая ее полностью раскрыться. Она судорожно вцепилась в его плечи и полностью отдалась наслаждению. Его глаза светились неистовым желанием, он властно вторгался в ее податливое тепло. Потом Грэм чуть опустил голову и нежно укусил ее в шею, а после ее пронзительного вскрика провел по ней языком.

Джиллиан догадалась, что вызвало в нем такой бурный взрыв страсти. Это было примитивное совокупление: он предъявлял на нее свои права, доказывал самому себе, всем, что она принадлежит ему. Грэм был неутомим: каждым своим поцелуем, каждым движением языка он стремился поведать ей о своих чувствах. Он не давал ей пощады. Раз за разом Джиллиан выгибалась навстречу его властным движениям. Они растворялись друг в друге, наполняя шатер протяжными стонами и хриплыми криками.

Когда все кончилось, Грэм крепко прижал жену к себе. В тусклом свете лампы Джиллиан увидела боль в его черных глазах. Она откинула мокрый завиток волос с его лба. Грэм поцеловал ее.

– Моя Джиллиан. Моя жена. Останься со мной после этих трех месяцев. Не покидай меня. – В его голосе слышалась мольба.

– Грэм, – прошептала она. – Скажи, почему ты такой печальный?

Молчание. Он притянул ее к себе под бок, и долгое время она лежала неподвижно. Потом они опять любили друг друга. На этот раз все происходило плавно и неторопливо. Грэм осыпал ее дождем поцелуев, пока она не начала изгибаться и умолять. Потом он медленными движениями овладел ею, проникая очень глубоко и не спуская с нее притягивающего, как бездна, взгляда.

– Останься со мной, – повторил он хриплым голосом. – Не покидай меня.

Она выгнулась дугой от острого наслаждения, прижимаясь к нему всем телом, но Грэм не переставал ее поддразнивать, не торопя наступление самого сладостного момента, пока она со всхлипываниями не начала его умолять.

– Останься со мной, – повторил он.

– Помоги мне, Грэм, – всхлипывала она.

Он вошел в нее, она закричала от наслаждения, и весь мир перестал для нее существовать. Грэм навис над ней, опираясь на руки, все его тело сотрясалось.

Ей приятна была его тяжесть, когда он навалился сверху, уткнув вспотевший лоб в подушку и продолжая повторять:

– Останься со мной.

Поглаживая его влажные волосы, она прошептала ему ответ в самое ухо:

– Я подумаю, Грэм.

Он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза:

– Только попробуй сбежать. Я тебя отсюда не выпущу, так и будешь лежать подо мной.

По всему ее телу прокатилась волна тепла.

– Обещаешь?

– Обещаю, – ответил Грэм, целуя ее в лоб.

Наутро у нее болело все тело и ехать никуда не хотелось. Немного вздремнув, они вновь предались любовным утехам. Снова и снова она с радостью падала в его объятия, и он раз за разом доводил ее до состояния исступленного блаженства. Он вел себя словно одержимый.

Они наскоро позавтракали парным верблюжьим молоком, кумысом и лепешками. Потом Джиллиан оделась в свободные хлопковые брюки темно-синего цвета, которые ей сшила Кэтрин. Сверху она надела просторную рубашку и натянула темно-синий куфтан, к которому прикрепила свои золотые часики. Затем пришла очередь хлопковых чулок и мягких кожаных туфель. Грэм обвел ей глаза сурьмой, объясняя, что так глаза будут меньше страдать от яркого солнца, и повязал на голову белый тюрбан. Закончив приготовления, он пригласил ее полюбоваться на себя в зеркало.

– Я похожа на ожившую мумию, – сказала Джиллиан, разглядывая свое отражение.

– Но так ты, по крайней мере, не обгоришь на солнце. – Грэм открыл маленькую коробочку с белой мазью и намазал все незащищенные одеждой участки ее кожи.

– Не забудь взять с собой это, – сказал он, отдавая ей коробочку. – У тебя очень светлая кожа. Если ты не будешь ее смазывать, сразу обгоришь.

С собой они взяли финики и высушенный сыр из верблюжьего молока – если размочить его воде, получалось очень питательное блюдо. Закончив сборы, Джиллиан вышла из шатра и отдала свой дорожный мешок мужу.

Пришедшие их проводить хамсины стояли неподалеку. Среди них был и шейх. Джабари не сводил с Джиллиан пристального взгляда своих темных глаз. Она почувствовала, что мучительно краснеет. Еще бы, наверное, все племя слышало их ночью.

Но больше всех ее удивил Рамзес. Куда только подевалась его манера вечно подшучивать. Внешне спокойный, он помогал, Джиллиан как следует навьючить поклажу на верблюда, но в его янтарных глазах сквозило беспокойство.

– Спасибо, что помог убедить его взять меня с собой, – тихо прошептала она.

Рамзес прислонился к верблюду и так пристально посмотрел на нее, что она покраснела.

– Это для его же блага, Джиллиан. Наберись терпения. В пустыне ему понадобится вся твоя сила.

– Но во мне нет никакой силы, – попыталась возразить она.

– А вот тут ты ошибаешься, – ответил он. – Ты обладаешь самой могущественной на свете силой – силой любящей женщины.

Джиллиан закусила губу.

– Откуда ты знаешь?

Рамзес посмотрел на Кэтрин, которая принесла им с собой в дорогу мешочек с травами, и его взгляд смягчился.

– Я просто знаю, – сказал он и, глядя на Джиллиан, добавил: – Ступай, и да хранит тебя Аллах, леди Джиллиан. Будь осторожна: пустыня может забрать жизнь даже самого сильного мужчины, но тот мрак, который царит в душе человека, может похитить его душу.

Джиллиан твердо решила не быть мужу обузой и отправилась за ним в глубь бескрайней западной пустыни с легким сердцем. Правда, ее решимость скоро растаяла под палящим солнцем, превратившись в мрачное упорство.

Они переправились через Нил, оставили позади его плодородную зеленую равнину и вот уже несколько часов неторопливо ехали по пустыне, раскачиваясь на спинах верблюдов. Помимо верховых, у них было два вьючных верблюда: один вез поклажу, а второй – бурдюки с водой. От немилосердно палящего солнца не было никакого спасения. На плоской бесплодной равнине не было даже намека на тень. С непривычки к деревянному седлу у Джиллиан болели ягодицы и бедра. Она облизала пересохшие, покрытые песком губы и вдохнула запах хлопка, исходящего от шарфа, которым была замотана нижняя часть ее лица. Джиллиан отогнала назойливую муху, вившуюся возле ушей Шебы. Странно, вокруг на долгие мили нет ничего, кроме песка, а мухи откуда– то берутся…