— Молот Нитхальфа, — поразился Бульдр. — Вот это крепость.

— Она знаменита даже среди эльфов Финонмира, — подхватила Лунный Глаз. — Архитектурный шедевр.

— Похоже, еще и неприступная, — прикинул Хаг. — Горен, не спи, смотри-ка!

Он потряс товарища за плечо, потому что тот снова потерял сознание. Лицо его пылало от внутреннего жара, щеки впали. Было ясно, что, если не произойдет чуда, жить ему осталось недолго.

Тревога за него гнала друзей вперед. Казалось, их беспокойство передалось и лошадям, потому что они понеслись быстрее ветра. Как и рассчитывала Звездный Блеск, в полдень они добрались до огромных ворот, где их уже ждали стражники. Что, впрочем, нисколько их не удивило, потому что здесь, на безлесной равнине, пробраться незаметно не было никакой возможности.

— Мы похожи на нищих, — горько сказал Хаг. — Они поиздеваются над нами и прогонят.

— И забросают нас гнилыми овощами и фруктами, — предположил Менор.

— Используют нас в качестве мишени, — заявил Бульдр.

— Говорят, они еще ни разу не впустили никого чужих, — пробормотала Вейлин.

— Возьмите себя в руки, — зашипела Звездный Блеск. — Сейчас нам, прежде всего, нужны уверенность и заклинатель духов. Причем как можно скорее, потому что Горен снова лишился чувств. Думаю, он умрет прямо у меня на руках, а я, видимо, вместе с ним.

Оба стражника у огромных, вырубленных в скале железных ворот были в тяжелых доспехах и рубахах с гербом шейканов. Их вооружение составляли мечи, топоры, кинжалы и копья. Головы защищали шлемы с опущенным забралом.

Златострелого едва сдерживали, он пританцовывал и рвался вперед. Остальные лошади, устало опустив головы, тащились следом.

Путники подготовились, как могли. Привели в порядок изорванную одежду, пригладили волосы и старались держаться гордо, но не вызывающе. На их лицах читались усталость и голод. Они выглядели ничуть не лучше своих лошадей, от которых остались лишь кожа да кости.

Златострелый был единственным, кто казался бодрым и веселым. Перед караульными он остановился и заржал.

Друзья стояли, робко озираясь, сердца их бешено колотились. Никто из них понятия не имел, как положено вести себя с шейканами, что считается у них вежливым и готовы ли те их выслушать.

Из отбрасываемой воротами тени вышел человек. Высокий, внушительный, с длинными седыми волосами, на вид ему было слегка за шестьдесят. Вместо левой руки — железная перчатка.

На нем была рубаха с гербом шейкана, но не было ни доспехов, ни оружия.

Путники снова удивленно переглянулись.

Человек остановился в десяти шагах от коня. Потом вытянул вперед правую руку и тихо произнес:

— Златострелый. Мальчик мой, иди сюда, посмотри, что у меня есть…

Златострелый негромко заржал, ноздри его задрожали. Потом он осторожно вытянул шею и принюхался. Приблизился к протянутой руке, на которой лежало яблоко, сладкое и сочное. Осторожно подхватил угощение, вздохнул и зачавкал.

Мужчина со слезами на глазах потрепал его по холке, погладил лоб.

— С возвращением домой, мальчик мой, — произнес он дрожащим голосом. — Как я хотел тебя увидеть… Но что же у тебя за ноша?… — Он мягко коснулся черноволосой головы Горена, опущенной на шею лошади.

Мужчина откашлялся и повернулся к путникам:

— Добро пожаловать. Я Дармос Железнорукий, повелитель Шейкура. Давно мы не принимали у себя гостей, которые не являются драконокровными. Ур сообщил мне о вашем прибытии, но, к сожалению, только сегодня в полдень, незадолго до того, как мы увидели вас воочию. Если бы я знал раньше, я бы выслал вам подмогу. Еще Ур рассказал, что нужно делать, так что мы все подготовили. Мы в курсе, что время не терпит. Юные дамы, позвольте вам помочь спуститься на землю.

Он протянул руки, и Звездный Блеск, которая держалась в седле из последних сил, расслабила судорожно сжатые руки, которыми она обнимала Горена, и мешком свалилась вниз. Подбежал третий стражник и принял из рук Дармоса ослабевшую эльфийку.

— Пожалуйста, следуйте за этим мужчиной. Вас снабдят всем необходимым. О Златострелом и… — на глазах у него заблестели слезы, и он отвернулся к лошади, — и о своем внуке я позабочусь сам.

Дармос Железнорукий повел Златострелого так называемой короткой дорогой: по тайной тропинке, ведущей к самой высокой точке, далеко в горы. Тропинка была крутой, путь предстоял трудный и длинный, Златострелому приходилось то и дело преодолевать высокие ступени. Но даже сейчас он старался не потревожить Горена, которого нес на спине.

Чем дальше они шли, тем больше покрывался потом повелитель Шейкура; этой дорогой он уже давно не ходил. Тропинку освещал один крохотный луч света, ровно настолько, чтобы лошадь не нервничала. Свалиться вниз или заблудиться здесь никто не боялся; Златострелый едва протискивался между камней, а разветвлений на их пути не встречалось.

Наконец они добрались до огромной комнаты с высоким потолком, правда, оценить ее размеры не представлялось возможным, потому что единственное окно освещало лишь небольшую ее часть. Ветер, словно соскучившись по Горену, легонько трепал его волосы.

Дармос без труда снял Горена с лошади и понес к кровати у окна. Златострелый повел ноздрями и отправился, постукивая копытами, назад, туда, откуда доносился аромат сладких яблок и призывное ржание кобыл.

Дармос осторожно опустил Горена на постель и погладил его пылающее от жара лицо. Тот открыл глаза, но они смотрели в пустоту.

— Какой он красивый, — прошептал срывающимся голосом Дармос, — как похож на мать… а эти глаза… такого цвета я больше ни у кого не встречал…

— Нам следует поторопиться, старый друг, — раздался глухой голос, принадлежащий явно не человеку. — Я чувствую, как останавливается его сердце.

— Мы справимся? — тихо спросил дед Горена. Из темноты донесся вздох.

— Дармос, я знаю, в каком положении мы находимся. Я обязан спасти душу Малакея. Но точно так же я обязан защищать жизнь Горена. Моя клятва одинаково касается как Малакея, так и его потомков. Следовательно, я не имею права позволить Малакею вернуться, убив тем самым Горена. Иначе я нарушу клятву, и жизнь моя потеряет смысл. Старый алхимик угодил в собственную ловушку. У него бы все получилось лишь в том случае, если бы Горен добровольно принес себя в жертву, но мальчик ясно дал понять, что не согласен. Так что я сделаю то, что представляется единственно возможным.

— Надеюсь только, что у тебя выйдет, ведь Малакей обязательно захочет тебе помешать, — выразил свои опасения Дармос.

— Тогда ему придется освободить меня от клятвы, а это одновременно подразумевает, что я больше не обязан охранять его душу. Он находится в крайне неприятном положении, о чем раньше он как-то не задумывался. А все потому, что чужая жизнь не представляет для него никакого интереса. Он видел исключительно личную выгоду в том, чтобы распространить мою клятву еще и на свое потомство, потому что не рассчитывал на проклятие богов.