Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алый Вопль. Эти болезни. Здесь все… связано.
Но как?
Семь лет назад… что тогда случилось? И почему это повторяется вновь?
— И в какой-то момент женщина выгибается дугой. И из нее извергается крик такой сильный, какой никому не пожелаешь услышать. Стон, полный боли, страха и отчаяния. В научных пособиях по Алому Воплю пишут, что, вероятно, женщина в этот момент стоит на пороге смерти с полным осознанием этого. Она знает, что умрет и что ее ребенок погибнет. И именно эти мысли порождают крик. Исследований очень мало. Это… редкое заболевание. И все же, оно встречается поразительно часто… семь лет назад. И сейчас. И никто не выживает. А потому исследования в этой области проводить очень проблематично. Но кому-то удается что-то выяснить. И я это читала. Немного. Но читала. И вот… вместе с этим криком вырывается всплеск крови. Такой мощный и сильный… кровь фонтаном бьет в потолок. Наступает тотальная потеря крови, которой еще никому не удавалось избежать. Смерть наступает не сразу. Женщина, теряя кровь, продолжает жить. Чувствовать. И мыслить. А потом… угасание. Жизнь уходит. Тело умирает. Мозг умирает. И дети… никто не выжил. Все умирают после Алого Вопля: мать и дитя. Никого не удается спасти. Если такая ситуация наступает, то стараются спасти хотя бы дитя. Но ничего не удается… все тщетно. Смерть неминуема. И мы ничего не можем с этим сделать.
Это ужасно.
Что может быть страшнее?
Потерять все… на пике счастья…
— Это и случилось с ним, да?
Лита кивнула.
— Доктор Серпентес потерял Силисту и Натаниэля. И потом в его жизни… появилась я. И мы стали работать вместе. Доктор впал в тяжелую депрессию. Прошло лет пять. И он стал бодрее. Я думала, что он остыл. Но сейчас все повторяется. И воспоминания нахлынули на него новой волной. Особенно сильно я это заметила в день, когда мы столкнулись с новым случаем Алого Вопля. Первый за семь лет.
Лита тяжело вздохнула и взяла ведро с водой, чтобы слить в унитаз.
— Вот и вся история, Айс. Больше мне не известно.
— Можно еще один вопрос? Неудобный.
Лита остановилась в паре шагах от прихожей. Подумав, она согласилась:
— Давай.
— Что у него с руками?
Лита напряженно сжала губы, но ответила, раз дала обещание:
— Они у него трескаются. От самых подушечек пальцев и до локтей. На утро появляются кровавые раны. Очень болезненные. И кровоточивые.
— Он себя… сам?
— Нет! Нет! Ты что! Это… я сама не знаю, что это, но думаю — все дело в депрессии. Это последствия. Так его организм… реагирует на это.
— Словно… ранит сам себя? Или разрушает?
Лита пожала плечами:
— Не знаю. Мы пробовали уже все лекарства. Остается только мазать и бинтовать.
— Понятно. Спасибо, что объяснила.
И Лита, не ответив, пошла выливать воду из ведра.
Я собрала последний мусор и сложила в мешок. Завязала его и наконец потянулась. Уборка забрала много сил. А мне еще нужно встретиться с Энтони.
— Я должна уйти.
— Куда?
Лита обеспокоенно уставилась на меня, как только вернулась.
— Мне нужно в «Глубоководье» к Энтони Эрнандесу.
Я уже направилась к дверям, как вдруг Айс преградила мне путь и уперлась руками в плечи:
— Стой! Нельзя идти сейчас!
— Это еще почему?
— Буря.
— Буря?
И раздался гром.
Я оглянулась назад и увидела за окном… черные тучи. Сильные порывы ветра. Пальмы чуть ли не с корнем вырывало из земли. Небо рассекла ослепительная белая молния.
И полился ливень.
— О, нет…
Буря захватила власть над городом.
Глава 23. Разбитый аквариум
— Горе луковое — вот, кто ты, Матео! Как тебя угораздило съехать в крапиву?
— Я ж не специально!
— Конечно, не специально! Куда уж там?! Ох, вставай давай!
Энтони и Беатрис вытащили Матео из зарослей крапивы и отряхнули от грязи и листьев.
— Когда ж ты на человека будешь похож? — не переставала упрекать его Беатрис.
Матео начинал чесаться после «укусов» крапивы.
— Да не чешись ты! Как же ты жить без меня будешь, Матео? Убьешься и сам не заметишь.
Она посмеялась, стряхивая песок с коленок бедолаги.
— Это не смешно, Беа! Я просто… не справился управлением…
— Хорошо, что мы не на машинах.
— Ты сам как? — спросил у друга Энтони. — Не сильно ушибся?
— Вроде нет. Обошлось без шишек. Ток крапива… ай — зараза!
— Поехали, ребята, кажется, дождь собирается.
Запрыгнув на велосипеды, они закончили спуск по Крапивному Утесу. Добравшись до города, Матео и Беатрис ненадолго распрощались с Энтони. Они сказали, что им срочно нужно в «Первую Лагуну», помочь мистеру Мартинесу. Энтони ответил, что будет ждать их в «Глубоководье».
— Приходите, как закончите. У нас появились важные сведения.
— Да, Энтони! Мы скоро! Жди нас!
И Матео с Беатрис уехали в сторону центра спасения. Энтони вернулся к «Глубоководью» один. Подойдя к двери магазинчика, он поймал себя на мысли: «Черт… крапивные рубашки. Я же не отдал их Беатрис! Теперь надо как-то скрыть их от дяди…».
Он прикрепил крапивные рубашки к заднему седлу, чтобы не потерять их во время спуска. Энтони спрятал рубашки под футболку. Так он рассчитывал пронести их незаметно от дяди Альбедо.
Но стоило ему приоткрыть дверцу магазинчика, как он услышал яростный женский тон:
— И ты не вернулся, чтобы все проверить?! Как ты мог быть таким безответственным?!
— Все прекратилось, и я думал, что у них все получилось! — возразил голос Альбедо Эрнандеса.
— Как видишь, не получилось! И Проход до сих пор открыт!
Энтони завис на пороге «Глубоководья». На него в четыре глаза уставились Альбедо и Элен, дама в красном пальто с белой панамой. Только сейчас панамы на ней и не было. Женщина постоянно поправляла свои слегка растрепавшиеся рыжие прямые локоны.
Двое смотрели на Энтони.
— Дядя? Что здесь происходит?
И крапивные рубашки выпали у него из-под футболки. Поймать он их не успел.
Энтони уже наклонился, чтобы поднять их, но понял, как глупо все получилось.
— Упс… черт!
— Энтони, — прозвучал строги голос дяди.
— Да, дядя? Я могу все объяснить… это…
Энтони поднял крапивные рубашки с пола, выпрямился и взглянул на двоих взрослых. Элен, сложив руки на груди, покачала головой.
— Вы ездили на Крапивный Утес? — спокойно спросил Альбедо.
Энтони хотел что-то соврать, но понял, что это бесполезно. Собравшись с мыслями, он честно сознался и произнес на выходе:
— Да, дядя.
Элен и Альбедо обменялись многозначительными взглядами. Энтони, как всегда, ничего не понимал.
Но дядя Альбедо
