Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И когда Петрович наконец пришел в себя, он обнаружил, что уже стоит на твердом полу в каком-то тоннеле, уходящем далеко-далеко по идеальной прямой. Здесь было какое-то странное освещение – свет словно распадался на тысячи частичек и оседал на одежду, на стены, на пол. Чувствовалось, что это место где-то невообразимо глубоко от поверхности – многие километры земли и камня почти физически давили на голову.
Их долго водили по запутанным галереям и переходам, пока все пленники не оказались в обширном квадратном помещении, показавшемся Петровичу чем-то знакомым.
И чем больше он смотрел, тем больше убеждался: это помывочная. У ближней стены лежала груда серых тряпок – по всей видимости, одежда. Дальше следовали грубые каменные скамьи, даже какое-то подобие ванн. В полу темнели отверстия для слива, прикрытые заросшими грязью решетками.
Один из сопровождающих гурцоров приказал всем раздеваться и при этом щелкнул пальцами, в которых сверкнула ярко-синяя искра. Если кто и намеревался возразить, то теперь желающих не нашлось. Что касается Петровича, то он с радостью избавился от штанов и рубашки, которые за последние дни в трюме впитали литры пота.
Обнаженные пленники сгрудились в центре помещения. Из маленькой незаметной дверцы выбрался сгорбленный энеец в сером балахоне и принялся разматывать шланг с наконечником, похожий на пожарный рукав.
«Точно как в концлагере», – с тревогой подумал Петрович.
Энеец довольно долго копался в механизме, являвшем из себя, видимо, насос, пока раздетые пленники ждали и стучали зубами – от страха и холода.
Наконец насос дал струю – холодную и сильную. В воду было что-то добавлено, наверно, моющее или дезинфицирующее средство – Петрович явно ощутил на губах странную горечь. Струя била по незащищенной коже довольно болезненно, пленники корчились и уворачивались.
А затем произошло нечто странное. Петрович услышал хлопок, тут же кто-то отчаянно закричал. В следующий момент он почувствовал сильный удар под колени и с размаху полетел на скользкий каменный пол. Рядом грохнулись еще несколько пленников.
Петрович вскочил на колени и быстро огляделся. Первое, что он увидел, – это конец шланга, свободно болтающийся во все стороны. Струя стала гораздо сильнее. За секунду она сбила с ног еще двоих. Энеец-помывщик отчаянно пытался поймать шланг, но ему не хватало ни скорости, ни ловкости. Слышались сердитые крики гурцоров.
Петрович вдруг увидел, что извергающий воду наконечник летит прямо на него. Он пригнулся, сжался, а затем прыгнул, придавив телом взбесившийся шланг. Ухватил рвущийся на свободу наконечник и долго удерживал его, пока энеец пытался выключить насос. Это получилось не сразу – в механизме, похоже, что-то крепко заклинило.
Наконец вода иссякла, и Петрович облегченно перевел дух. Гурцоры, искря пальцами, приказали всем одеваться.
Один из них приблизился к Петровичу и, пристально оглядев его с ног до головы, сказал:
– А ты остаешься здесь.
Потом показал на энейца-банщика и добавил:
– Вместо него.
Никогда еще Петрович не видел в глазах живого существа столько ужаса и безнадежного горя, сколько промелькнуло в глазах проштрафившегося энейца.
Впрочем, Петровичу хватило ума понять, что ему оказана большая милость и ею стоит дорожить.
* * *
Полет на «рыбе» не произвел на Влада особого впечатления. Они просто вошли в салон, похожий на самолетный, люк закрылся. Раздался гул, пол завибрировал. Так продолжалось минут сорок. А потом они снова вышли, только теперь уже в другом месте – в аэропорту Рувы, главного города земли Альрувия.
Солдаты проводили их до местного филиала Академии – двухэтажного особнячка, очертаниями напоминающего районный Дом культуры.
В просторном холле Аматис вдруг остановился.
– Гляди-ка, уже и здесь подвесили!
Влад увидел большое – в человеческий рост – зеркало, на котором неторопливо менялись какие-то картины.
– Подарок Гильдии Темного Знания, – сказал подошедший дежурный. – Удивительная вещь: каждую минуту – новая картина! Лучше, чем зеркальный зал в Лаве!
– Ничего удивительного, – буркнул Аматис. – Очередные темные штучки… Покажи-ка нам, где оставить арестованного, пока я не решу вопрос с вашим магистратом.
Сночеза заперли в пустующем кабинете. Из мебели там был только стол и два стула, совсем как в тюремной комнате для допросов.
Владу было приказано оставаться в коридоре и слушать, чтобы знахарь сидел тихо. Вступать в любые разговоры Аматис категорически запретил.
– У хорошего знахаря всегда найдется пара темных фокусов, которые не отберешь при обыске, – сказал он. – Тебя, как новичка, можно расколоть в два счета.
Оставшись один, Влад прислонился к стене пустого коридора. Ему было слышно, как за запертой дверью неторопливо вышагивает Сночез.
И вновь в груди поднялось волнение. За дверью находится человек, который, возможно, знает ответ на самый важный сейчас для Влада вопрос: как вернуться домой. Правда, дверь эту открывать нельзя, и даже перекинуться словом со знахарем ему запретили. Влад стремился сохранить спокойствие. В конце концов, никуда этот старик не денется. Будет еще время поговорить.
Вскоре вернулся Аматис. С собой он вел двоих рослых вооруженных людей – то ли солдат, то ли полицейских.
– Заходи, постоишь у двери, – кивнул он Владу, первым входя в комнату к арестованному.
Солдаты остались сторожить снаружи.
– Может, сам хочешь что-нибудь рассказать? – насмешливо спросил Аматис, усаживаясь за стол.
Сночез стоял спиной к нему, глядя в крошечное окошко, в которое пролезла бы разве что кошка.
– Что говорить, вы и сами все мне сказали, – ответил он. – Вы сами все знаете и сами за меня все решите.
– Ну, сказали мы отнюдь не все. – Аматис пристально наблюдал за стариком, но тот просто стоял, ничем не выдавая своего состояния. – Мы тут еще решили подсчитать, сколько налогов ты утаил, пока практиковал в деревне свои делишки.
Сночез чуть вздрогнул. Впрочем, это могло и показаться.
– Получить обратно темный сан ты уже не сможешь, а вдобавок отправишься на топливные станции – отрабатывать долги правительству.
– Зачем вы мне об этом говорите? – спросил Сночез. – Вы же не следователь, не судья.
– Это верно, – усмехнулся Аматис. – Свидание с судьей у тебя впереди. А знаешь, от меня зависит, что именно судья будет знать о тебе.
Старик наконец повернулся и посмотрел на Аматиса тяжелым неподвижным взглядом.
– Хотите получить с меня мзду? Но у меня уже ничего нет, вы все забрали…
Аматис вдруг вскочил и ударил кулаком по столу.
– Я – Просвещенный магистр и преданный слуга Верховной Академии! – заявил он. – Не смей относиться ко мне как к провинциальному чиновнику, которым ты привык давать взятки. Меня это не интересует!