— Успокойся, успокойся, сын, — охрипшим голосом произносит Сергей, сильнее стискивая плечи Димы. — Я тебя сейчас отпущу.

Едва он ослабляет хватку, Дима вырывается из его рук и, крутанувшись волчком, с яростью впивается в него глазами.

— Какого черта именно она? — по перекошенному агонией лицу катятся слезы. Господи, Димка плачет. — Тебе лет сколько, мать твою? Сорок! Ты старше ее в два раза… Как вообще… как…

— Ты предлагаешь мне в сорок себя похоронить? — голос Сергея звучит тихо и спокойно, но я знаю, что он сдерживается. Его боль и волнение я чувствую даже когда он стоит ко мне спиной на расстоянии нескольких метров. — Я пока еще живой, Дим, и также как и ты могу увлечься женщиной.

— Вот именно! Женщиной! Ровесницей своей! Самому не противно от себя? Она же в дочери тебе годится!

— Я перед тобой оправдываться не буду, Дим. Поверь, последнее, чего бы я хотел — это ввязаться в отношения с твоей бывшей девушкой. Но иногда есть вещи, которые сильнее нас. Юля мне дорога. И я бы никогда не позволил себе… если бы вы были вместе.

Дима шумно втягивает в себя воздух и с остервенением вытирает мокрые щеки тыльной стороной ладони. По лицу его вижу — сейчас убеждать его в чем-либо бесполезно. Сейчас он уязвленный обманутый мальчик, который видит лишь свою боль.

— Ты ведь тогда еще на нее смотрел, да? Когда мы вместе были? Бабок у тебя до хрена, богатая жизнь уже не вставляет, и тебе на старости лет девушку мою захотелось? Ты всего меня лишил… по твоей вине у меня семьи нормальной никогда не было… Юлька лучшее что со мной в жизни случилось, но ты и ее забрал. Ненавижу тебя. Ненавижу, понял?!

Вот теперь я понимаю, что означает фраза «сердце обливается кровью». Потому что мое натурально обливается от его хлестких, от обиды брошенных фраз. И пусть у меня нет своих детей, я могу представить, каково слышать это Сергею. Возможно, он не был образцовым отцом, но я верю, что каждый человек на определенном жизненном этапе отдает столько, сколько способен. Сергею было восемнадцать, когда родился Дима. Он мог бы вынудить Снежану сделать аборт, мог оставить ее одну с ребенком, но он этого не сделал. Вместо этого он женился, бросил университет и пошел работать, чтобы обеспечить свою семью. Вряд ли кто-то в его возрасте мечтает стать отцом, но он не побоялся взять на себя эту ответственность. Целиком и полностью содержать свою семью больше двадцати лет — не так уж это и мало для мужчины. Так что нет, я считаю, что Дима совершенно незаслуженно разбрасывается своими обвинениями, и что все эти слова он должен переадресовать своей тупоголовой мамаше. Именно ее я виню в том, что ее сын не имеет представлений о семейных ценностях. Сергей часть своей работы сделал — обеспечил их всем, а вот чем занималась она, Снежана?

— Дим, — с тяжелым вздохом произносит Сергей, делая шаг на встречу сыну. — Тебе надо остыть, и потом мы с тобой обо всем поговорим.

— Не о чем мне с тобой разговаривать! Я видел достаточно. Думаешь, твои слова что-то изменят?

Ох, ну я же активистка. Разве я могу стоять в стороне?

Я в несколько шагов подлетаю к ним, и игнорируя укоризненный взгляд Молотова, поворачиваюсь к Диме.

— Дим, хватит во всем обвинять Сергея. Эта была той, кто к нему пришел после того, как я увидела тебя с этими девушками в ресторане. Так что если ты на кого-то и хочешь злиться — то злись в первую очередь на себя, — Знаю, что сейчас я жестока. Но надеюсь, что именно жестокая правда его отрезвит. — И Сергей меня отвергал, потому что не хотел делать тебе больно. Он любит тебя. Поэтому все твои слова…это нечестно.

— Юль… — из агрессивного тон Димы становится жалобным. — Как ты с ним… ты ведь не могла из-за денег… я знаю, ты не такая… Тогда почему?

Черт. Лучше бы он злился на меня, но он, кажется, предпочитает винить во всем одного Сергея.

— Дим, ты ошибочно видишь в своем отце того, кто тебе по жизни должен, и совсем не замечаешь в нем живого человека. Он прекрасный мужчина, и я с ним потому что… — Нет, все-таки не настолько я жестока, чтобы озвучить свои чувства при нем, — просто потому что он достоин любви и восхищения. А тебе нужно принять его право на счастье. Ты говоришь, что он всего тебя лишил… а что тебе самому было от него нужно, кроме денег?

— Защищаешь его… — горько усмехается Дима. — Ты такая… всех готова защищать, — он вновь поворачивается к отцу, — Не прощу тебя никогда. Если думаешь, что я приму твои отношения с моей девушкой, ты сильно ошибаешься. Придется сделать выбор: либо она, либо твой сын. Хотя, — подпинывает валяющийся на асфальте окурок и произносит с горькой усмешкой: — Когда я у тебя был в приоритете?

Лицо Сергея напоминает высеченную из камня маску, пока он провожает глазами Диму, который, развернувшись, бредет к своей БМВ.

— Едь аккуратнее, сын, — произносит глухо, но хлопок закрывающейся двери отрубает его слова. Простояв на месте несколько секунд, машина Димы покидает парковку, тихо шурша низкопрофильными покрышками.

Повисает тишина, которая отзывается во мне разгоняющимися ударами сердца. Сергей несколько секунд стоит, не шевелясь, а когда поворачивается ко мне, в горле стынет ком: в моих глазах он всегда выглядел намного моложе своего возраста, но сейчас будто постарел на десятилетие.

— Извини, что тебе пришлось это увидеть, — слабо улыбнувшись, он достает из кармана телефон и прикладывает его к уху:

— Саш, это Молотов беспокоит. У меня тут с сыном небольшой конфликт вышел… он за руль сел. Сам знаешь, дело молодое... Мало ли, лихачить начнет. Остановите его, если скоростной режим нарушать будет. Да, машина та же. Эмка три семерки… Спасибо, Сань. В долгу не останусь.

Я разглядываю его, пытаясь побороть желание обнять и сказать глупую фразу «Все будет хорошо». Хочется его поддержать, стать опорой… но насколько реально стать опорой, если ты и есть причина проблем?

— Садись в машину, Юль, — Сергей подходит ко мне и касается лба губами. — Я пока счет оплачу.

Мне остается только кивнуть. Он выходит из ресторана через пару минут и, в молчании опустившись на водительское сидение, заводит двигатель.

— Куда едем? — осторожно уточняю, накидывая ремень.

— Я тебя домой отвезу, а сам поеду в Барвиху. Мне с Димой поговорить нужно.

Выдавив из себя понимающую улыбку, я обхватываю себя руками. В эту минуту зревшая в груди тревога достигла чудовищных масштабов, и теперь мне становится по-настоящему страшно. Безумно страшно от того, как произошедшее скажется на наших с ним пока еще хрупких отношениях.

44

Юля

— Юль, я позвоню, как все с сыном утрясу, — переведя автомобиль в режим парковки, Сергей поворачивается ко мне. Сердце сильнее сковывает тоска и паника: судя по отрешенному лицу, мыслями он явно сейчас не здесь. Хочется вцепиться пальцами ему в рубашку и вытрясти из него слова успокоения. Так хочется, чтобы он сказал, что, независимо от ультиматума Димы, между нами это ничего не меняет, и что для себя он давно все решил. Именно в эту минуту мне необходимы его тепло и внимание, но Сергей не в силах их дать сейчас, и мне нужно справляться самой. Если еще и я закачу истерику, то это будет двойной удар по его нервам. Сергей ведь и правда не железный, и я могу только догадываться насколько ему тяжело. Все это я понимаю, но душа все равно воет от безысходности и плохого предчувствия.