Первые три корвета, которые вышли отсюда 16 июня, уже прошли Константинополь и на днях должны быть в Севастополе. На будущей неделе пойдет и Амурский Отряд.

Вчера Матушка переехала в Царское Село и по дороге у нас обедала, и очень долго оставалась. Мы остаемся в Стрельне, потому что в Павловске, к моему ужасному прискорбию, негде жить в эту холодную пору. Константиновский дворец тесен, а в Большом, в теперешнем его виде, жить нельзя. Он и холоден и сыр.

Завтра мы поедем в Царское, поздравить Никсу [166] с его 14 годами. Как Вам будет грустно провести этот день вдали от него. Вчера я видел молодого Игнатьева [167], и мы долго с ним говорили. Желательно было бы нам суметь воспользоваться теперешним случаем, если он только не потерян.

Прощай, любезнейший Саша, Жена и я обнимаем Тебя и Марию от всей души.

№ 21. Константин Николаевич – Александру II

Сегодня пишу я Тебе, любезнейший Саша, под самым грустным впечатлением, потому что вчера узнали мы про ужасное происшествие, случившееся с «Лефортом» 10-го числа. Если помнишь, во время еще Твоего пребывания в Варшаве я спрашивал Твое разрешение по телеграфу привести сюда корабли Ревельские и Свеаборгские для упрощения увольнения команд.

Получив на это разрешение, тотчас им было приказано по телеграфу вооружаться, а Адмирал Митьков [168] (Дивизионный Начальник) пошел отсюда за ними с тремя пароходами. В Свеаборге находились «Красный» и «Не тронь меня», а в Ревеле «Памяти Азова», «Императрица Александра», «Владимир» и «Лефорт». Пароходы взяли на буксир оба Свеаборгские корабля и «Азов» и благополучно привели их в Кронштадт.

Остальные три Ревельские корабля под начальством Нордмана [169], пользуясь попутным ветром, пошли под парусами. Только что пароходы пришли с первыми тремя кораблями, я их тотчас послал опять в море за остальными тремя. Но вдруг получаю я от них телеграф из Ревеля, что они пришли туда, не встретив Нордмана; это уже начало нас немного беспокоить, тем более что все это время стояли жестокие ветра с ужасно холодной погодой и иногда со снегом.

Пароходы, выйдя из Ревеля, пошли опять отыскивать эскадру и наконец привели сюда вчера утром два корабля «Императрицу» и «Владимира». Нордман тотчас ко мне приехал с рапортом. На нем лица не было, и он мне рассказал следующее. Попутный ветер, выведший их из Ревеля, недолго продолжался. Скоро он перешел к N, потом к NO и постоянно свежел, с пасмурностию, иногда со снегом. Ну, в этом еще ничего удивительного нет, кому из нас этого не случалось испытывать.

Нордман и продолжал лавировать, радуясь как эскадра хорошо держится соединенною, несмотря на пасмурность и на темные ночи. Таким образом, они благополучно обогнули N оконечность Гогланда в ночи с 9-го на 10-ое число. Но тогда ветер стал еще крепчать, они взяли третий риф и уже мало выигрывали лавировкой, их все сносило на S к острову Тютерсу. С рассветом 10-го числа Нордман опять увидел всю эскадру в соединении, очень был этому рад и в начале восьмого часа сделал сигнал поворотить через Фордевинд на левый галс (Нордман сидел на «Владимире», непосредственно за ним шел «Лефорт»).

Во время поворота ветер стал еще крепчать, и они тогда видят, что «Лефорт» шквалом сильно положило на бок. Однако марса шкоты и марса фалы на нем отдали, стало [быть] там не зевают. Продолжают смотреть и видят, что «Лефорт» не только не поднимается, а напротив, его все более и более кренит на левую сторону, так что он медленно и постепенно ложится совершенно на бок, реи и мачты уходят в воду, и пять минут спустя он в этом положении исчезает в воде! Можешь себе вообразить какое это должно было сделать впечатление на всех! Это происшествие неслыханное в истории флотов!

Добро бы это еще случилось с кораблем какой-нибудь новой неслыханной неиспытанной конструкции! А «Лефорт» был 80-пуш[ечный] корабль, совершенно одного чертежа со всеми нашими другими 80-пуш[ечными] кораблями, которые и ходки, и остойчивы, и обладают самыми отличными морскими качествами, и к тому же он был корабль самый новый и свежий с 1853-го года. В прошлом столетии погиб в Портсмуте на якоре Английский корабль «The Royal George».

Он стоял с открытыми пушечными портами и конопатился с одной стороны. Для этого все пушки были перевезены на один борт, дабы его более накренить, но при этом имели неосторожность оставить пушечные порта отворенными. Шквалом его накренило еще, он черпнул всеми портами и пошел, как ключ, ко дну со всем народом. На «Лефорте» этого быть не могло, потому что крепкий ветер стоял уже несколько дней, и, разумеется, как это всегда бывает, все пушечные порта были наглухо задраены.

Мы все себе ломаем головы, чтоб объяснить себе причину этого неслыханного и беспримерного несчастия, и ничего придумать не можем. Полагаем, может быть, что от сильного крена, во время внезапного шквала не сорвалось ли несколько пушек с наветренного борта, которые, перекатившись стремительно на противную сторону, могли выломать борт и чрез это сделать такой пролом, чрез который вдруг хлынула вода в огромной массе.

Но это могло бы случиться на совершенно дрянном и гнилом корабле, а «Лефорт» был совершенно новый, крепкий и свежий. К несчастию, никто никогда этого не объяснит, потому что все, которые были на корабле, с ним вместе и погибли мгновенно. Командовал им командир 13-го Экипажа Кишкин [170]. На нем было человек 20 офицеров и около 800 матросов со своими женами и детьми, которых перевозили на зимовку в Кронштадт. Ничего ужаснее и поразительнее этого колоссального несчастия себе вообразить невозможно. Мы вчера немедленно отслужили здесь парадную панихиду.