В. А. Зорин отдал распоряжение завхозу хранить их вне стен служебного склада и дозированно выдавать на нужды коллектива в ходе проведения совместных праздничных мероприятий. В последующие годы «Вино посольства СССР во Франции» продолжало регулярно поступать по адресу, фигурирующему в его наименовании. Но на каком-то этапе, точный срок мне выяснить не удалось, эта «благотворительность» прекратилась. Возможно, тогда, когда и сам Советский Союз перестал существовать, или по какой другой неведомой причине – гадать не берусь.

Теперь переходим к другой истории, которая непосредственно произошла лет через пять после предыдущей. Для Франции она вылилась чуть ли не в общенациональный скандал, о котором я прочитал в журналах, уже вернувшись из командировки и работая в Москве. Не будь на то определенных причин, я, скорее всего, и не обратил бы на него особого внимания – мало ли чего у них там во Франции случается. Но у меня такие причины были, а поэтому с них и начну.

В Париже в очередной раз гастролировала балетная труппа Большого театра. Выступала она при полном аншлаге на прославленной сцене Парижской Оперы, иначе иногда именуемой по фамилии ее архитектора – «Дворцом Гарнье». Советскому послу, им тогда оставался все тот же В. А. Зорин, на весь срок гастролей, а длились они более месяца, устроители предоставили одну из центральных лож. Одновременно в ней могло размещаться человек восемь-десять. Использовалась она прежде всего в представительских целях, для приглашения иностранных гостей, которых всегда сопровождал кто-то из посольства.

На первых спектаклях присутствовал сам посол с супругой, затем его стали подменять старшие дипломатические сотрудники. Я к этой категории не относился, но, учитывая мою «приближенность к начальству», где-то ближе к концу выступлений эта почетная миссия была доверена и вашему покорному слуге. На мою долю выпала участь разделить места в ложе на представлении балета «Спартак» с владельцем одной из самых престижных в то время французских винодельческих фирм из Бордо. Фамилия его была Крюз, а вот имени, к сожалению, не помню. Знаю только, что в семье было несколько братьев, а опекаемый нами гость являлся старшим из них. Наиболее престижные сорта продукции дома «Cruse» чаще всего можно было встретить лишь в самых дорогих ресторанах, элитных отелях, на трансатлантических лайнерах.

Крюз отличался весьма элегантной внешностью: в идеально сшитом смокинге, с безукоризненным пробором в густой, тщательно причесанной шевелюре. У него было интересное, мужественное и волевое лицо, на котором, правда, присутствовал какой-то грустный отпечаток. Это, видимо, объяснялось его физическим недостатком – он был таким же горбатым, как Квазимодо или Фрол из популярного сериала «Место встречи изменить нельзя».

В театр вместе с Крюзом пришли изящная, вся в драгоценностях красавица-жена, по возрасту намного моложе его, теща и один делец, изредка сотрудничавший с нашим торгпредством. Он был выходцем из семейства российских эмигрантов первой волны и носил фамилию Пивень, весьма подходящую к его внешнему облику. Видимо, его взяли с собой в качестве возможного переводчика, т. к. он еще не полностью растерял знания русского языка. Однако к его услугам прибегать не пришлось – со мной была только еще одна пара приятелей из нашего посольства, которые свободно владели французским.

Перед началом спектакля и во время антрактов мы старались поддерживать с гостями непринужденный разговор о балете, культурных связях между нашими странами и еще о чем-то другом, не имеющем, впрочем, никакого отношения к проблемам виноделия. Наверное, наша «светская» беседа произвела на них не самое плохое впечатление, поскольку после окончания представления мы получили приглашение вместе отужинать в находящемся буквально в двух шагах от здания оперы «Cafe de Paris». Надо заметить, что оно только называется «кафе», на самом же деле – это один из старейших и шикарнейших ресторанов французской столицы.

Столик в нем заранее зарезервирован не был, а посему, несмотря на поздний час, Пивню, взявшему на себя руководящую роль в решении всех оргвопросов, пришлось проявить незаурядную настойчивость с тем, чтобы заполучить свободные места. Он же порекомендовал заказать несколько легких, но изысканных блюд. Затем к нам важно прошествовал сомелье с толстенной, как телефонный справочник, картой вин. Пивень даже не стал в нее заглядывать.

– А скажите, пожалуйста, какие вина дома «Cruse» у вас имеются в наличии? – сразу перешел он в атаку.

– О, месье, могу вас заверить, что в нашем погребе, одном из лучших в Париже, имеется весьма богатый выбор продукции этой фирмы, – с нескрываемой гордостью заявил соме-лье. – Какой именно сорт вы желаете?

И тут до этого сидевший с отсутствующим видом и не проронивший ни единого слова Крюз с небрежной миной, как будто речь шла о каком-то ерундовом пустячке, спросил:

– А у вас случайно нет «Chateau…» (точного названия я сразу не запомнил, а потом оно мне не встречалось) урожая 1929 года?

У почтенного винного мэтра от удивления, как говорится, чуть челюсть не отвалилась.

– Нет, месье, – почти испуганно произнес он. – Это ведь практически музейная ценность. Смею вас заверить, что вы вряд ли найдете его в каком-либо парижском ресторане. Но у нас хранится вино этого сорта, произведенное в 1936 году. Это также большая редкость.

– Да, действительно, – хмыкнул Крюз, – и это был, помнится, весьма неплохой год.

На этом он вновь потерял интерес к дальнейшему выбору вина к нашим блюдам. После оживленной дискуссии между Пивнем и метрдотелем они сошлись на каком-то компромиссном сорте, не относящемся к раритетным диковинкам. Не знаю, понял ли потом сам сомелье, с кем ему пришлось иметь дело. Но, если и догадался, то гордиться этим знакомством ему оставалось не так уж долго. Ибо через три года он, как и я в Москве, смог прочитать огромные заголовки, вынесенные на первые страницы изданий французской прессы.

Все они в один голос оповещали о скандальном разоблачении в винной «империи» дома Крюзов. В какой-то момент их семейный бизнес начал испытывать серьезные затруднения. Чтобы выбраться из тяжелого положения, братья пошли на тайные закупки алжирского вина. Затем они смешивали его со своим, разливали по бутылкам и пускали в продажу под видом продукции, произведенной в собственных знаменитых «замках». Какое-то время эта афера удачно сходила им с рук. Это, видимо, лишь усилило «всенародное негодование» – мало того, что само вино оказалось поддельным, так еще и французские ценители-гурманы разобраться с этим прискорбным фактом сумели не сразу.

Против семейства Крюзов был начат судебный процесс. Я, скажу откровенно, за его ходом особо внимательно не следил, других забот хватало, и чем он окончился сейчас не припоминаю. По моим наблюдениям среди «именитых» вин дом «Cruse» вроде бы больше не фигурировал, хотя много лет спустя в обычных винных лавках в Париже мне и попадались средней цены бутылки со знакомым наименованием.

Будем считать, что время официального ужина, с которого начиналось повествование в этой главе, подходит к концу. Настал момент подавать десерт, а к нему Шампанское, чтобы произнести финальные тосты. Скажем несколько слов и об этом благородном напитке.