Так что, сами видите, нормы протокола бывают весьма жесткими, хотя иногда, исходя из сложившихся обстоятельств, и в них могут делаться некоторые исключения. Вновь отвлекаясь от рассказа о наших обедах в Коломбо, позволю себе изложить в продолжение непроизвольно возникшей темы еще один исторический эпизод, также считающийся подлинным. Произошел он в ходе Второй мировой войны, когда довольно часто приходилось встречаться между собой Д. Эйзенхауэру и У. Черчиллю.

Однажды английский премьер пригласил в Лондоне американского генерала к себе на очередной ужин. Эйзенхауэр был заядлым курильщиком и, получив приглашение, в присутствии кого-то из местной обслуги в сердцах бросил:

– Опять весь вечер придется терпеть эти причуды английского протокола. У них, видишь ли, не принято курить за столом до тех пор, пока не будет произнесен тост за здоровье короля!

Об этом высказывании без промедления было доложено Черчиллю. Когда начался ужин, он встал с бокалом в руках и сказал:

– Мы в Англии твердо придерживаемся наших традиций, в частности, воздерживаемся от курения до того момента, пока не будет произнесен тост за здоровье короля. И я не собираюсь нарушать их. Однако, я не припоминаю таких же строгих правил относительно точного времени его произнесения. А поэтому позвольте, господа, поднять этот бокал прямо сейчас: за здоровье Его Величества Короля Великобритании Георга VI!

Все присутствующие с воодушевлением выпили, а Эйзенхауэр смог сразу же после этого достать вожделенную сигарету.

Как мне представляется, обе эти истории интересны и сами по себе. Я же описал их еще и потому, чтобы было более понятно, что «приучить» иностранцев к столь привычным для нас здравицам по ходу ужина являлось не совсем простой задачей. Впрочем, надо отдать им должное, большинство из них быстро усвоили эту науку.

Вспоминается в связи с этим довольно любопытный тост из уст жены посла Великобритании в Шри-Ланке (в странах Британского Содружества послы друг у друга, правда, именуются несколько иначе – верховными комиссарами) Эприл Глад-стон. Ее муж Дэвид является одним из прямых потомков неоднократно возглавлявшего английское правительство в конце XIX века Уильяма Гладстона. Спич Эприл – женщины в целом довольно симпатичной, но несколько экстравагантной, был весьма лаконичным. Прозвучал он таким образом:

– Предлагаю всем поднять бокалы и выпить за меня! По той простой причине, что я вообще впервые в жизни произношу какой-либо тост. Никогда бы не могла и предположить, что такое со мной случится. Спасибо за это Людмиле и Юрию – только благодаря их разъяснениям о русских обычаях я отважилась на подобный подвиг!

Антиалкогольная кампания, как известно, начиналась бурно, под громкие звуки фанфар, а «почила в бозе» потихонечку, без излишнего шума. Аналогичным образом дело обстояло и с проведением разного рода приемов в наших дипломатических миссиях за рубежом. Когда я приехал в свой первый отпуск в Москву, то среди прочих текущих служебных забот зашел на склад МИДа, чтобы подобрать предметы подарочного фонда. Соответствующая сумма в рублях предусматривалась в ежегодной смете посольств. К моему великому удивлению она оказалась значительно выше, чем было сообщено ранее.

– А тут нет какой-нибудь ошибки? – на всякий случай осторожно поинтересовался я у заведующего складом.

– Все нормально, – последовал ответ, – просто всем вам в такой же пропорции срезали рублевую часть в статье на представительские нужды. Зато теперь послы могут заказывать у нас водку в качестве подарков для иностранцев. А уж как вы ее будете «дарить»: целиком бутылками или разливая на порции, – ваша забота.

Чуть позднее я встретился со своим приятелем, одним из руководителей валютно-финансового управления МИД СССР.

– Все игры с трезвенностью закончились, – сказал он мне, – можешь теперь и на месте приобретать на валюту необходимые спиртные напитки в рамках отпущенных средств.

Я, натурально, порадовался такому приятному сообщению, но все-таки со свойственной мне недоверчивостью попросил уточнить: а какое-либо письменное разрешение на сей счет поступит, ведь вводили-то запрет циркулярной телеграммой, подписанной самим А. А. Громыко и заведующим отделом ЦК КПСС С. В. Червоненко.

– Не жди, ничего не получите. Подготовили мы недавно за несколькими подписями докладную записку на имя министра (им тогда был Э. А. Шеварднадзе), в которой аргументировано, в том числе ссылаясь на международную практику, изложили резоны, по которым «сухой закон» для посольств следовало бы отменить. Тот прочитал и говорит: «Разумно, я с этим согласен». Тогда подпишите, пожалуйста, Эдуард Амвросиевич, – обратились мы к нему. «А зачем подписывать, все правильно изложено, и так всем должно быть понятно», – ответствовал министр.

Пришлось довольствоваться этим устным разъяснением нашего финансиста, которое затем по «беспроволочному телеграфу» передавалось от одного посла другому.

И еще немного о водке. Думается, никто не возьмется оспаривать тот факт, что она была, есть и, скорее всего, еще долго будет оставаться исконно русским напитком, хотя и приобретшим широкое международное признание. Разумеется, производят ее в самых разных странах, но под одним и тем же названием, которое на всех языках пишется и звучит одинаково – «vodka». Так, например, мне когда-то попалась водка, изготовленная аж в далеком и мало кому известном островном государстве Тринидад и Тобаго. И все же – это опять мое сугубо личное мнение, с которым можно и не соглашаться, – помимо России более-менее настоящая водка делается только в Польше и Финляндии. Видимо, недаром они когда-то были частью Российской империи. Но зато подлинные «ценители» этого напитка безусловно имеются повсюду.

В подтверждение этого тезиса изложу один забавный случай, произошедший в Гамбии. В первый же заезд туда Григорий Карасин познакомил меня с владельцем парочки местных отелей, с которым сам он давно поддерживал добрые отношения. Звали его Камаль Милки. По происхождению он был ливанец, а по внешнему облику и особенно по характеру напоминал собой русского купца или, наверное, будет точнее сказать, тот типаж, который, возможно ошибочно, я под этим понятием себе представляю.

Роста Камаль был среднего, весьма упитанный, с небольшой, окладистой бородкой. По натуре – открытая душа, хотя и с изрядной долей хитрецы, шутник и балагур, гостеприимный хозяин, дома у которого всегда был накрыт стол для его многочисленных приятелей и просто знакомых. Сам он тоже в любой момент был не против хорошо перекусить и отнюдь не являлся абстинентом по части выпивки. С удовольствием воспринимал цыганскую музыку, хотя самой любимой песней у него была «Прощай любимый город, уходим завтра в море». По его словам, он был готов слушать ее до бесконечности, какое бы настроение у него ни было – веселое или грустное.

Мы с Камалем Милки встречались практически каждый раз, когда бывали в Банджуле – чаще всего у него дома или в одном из ресторанов при его отелях, а иногда бывало, что и на нашей квартире. И вот однажды в свободный вечер задумал я напечь блинов, благо к ним имелась присланная из Москвы всякая подходящая закусочка, как, само собой разумеется, и соответствующий напиток.