Со временем, так поступать буду и я: никогда не стану удерживать того, кто решил

уйти, каким бы нужным для меня не был этот человек. А если он захочет вернуться, и

будет возможность принять его обратно, всегда это сделаю без нареканий и издевок. Хоть

мне и известна многочисленная категория руководителей, придерживающихся — и даже

гордящихся этим! — другого житейского правила: — Хочешь идти — хорошенько подумай: назад хода нет!

Психологический портрет таких начальников, как правило, достаточно прост: это лица

с комплексом скрытого рабовладельца — мое никому не отдам! Не завидую тем, кто имеет

несчастье находиться у таких в подчинении.

***

Каким легким, подвижным человеком был старый Непейпиво! Узнав, что мне

предложили на выбор одну из трех школ, он тут же изъявил желание проехаться по этим

объектам, чтобы помочь выбрать лучшую. Захватил с собой своего закадычного приятеля, учителя математики Гармаша, с которым когда-то учился в пединституте. Сей сельский

педагог славился тем, что, проживая в соседнем селе и приезжая на велосипеде за час до

начала уроков, со вкусом усаживался в широком холле второго этажа за блестящее черное

пианино и, вдохновенно запрокинув седую голову, блестяще по памяти исполнял

музыкальную классику.

В таком составе в погожий августовский денек мы отправились втроем на рейсовом

автобусе определять место моей будущей педагогической деятельности.

Скажу сразу, хорошие школы без директоров в природе встречаются не часто, так

что легко представить себе, какие «дворцы» мне предложили. Тем не менее, приехав в

очередное село и рассматривая со всех сторон очередную халабуду, мои пожилые

121

спутники с видом больших знатоков начинали многозначительно рассуждать, пытаясь

учесть множество разных факторов: расстояние до города; местоположение села — в

глубинке или на оживленной трассе; внешний вид строения и его состояние; печное или

водяное отопление.

И только приехав в Понятовку и застав там настоящий развал, старики заметно

оживились. Заросший метровым бурьяном двор с покосившимся забором; обшарпанное

одноэтажное здание с мутными от дождевых разводов окнами; учебная алюминиевая

граната, забытая на спортивной площадке, да старые ржавые кусачки, валяющиеся у

висящей на одной петле двери школьной мастерской, завершали целостную картину

вселенской гибели и запустения.

Но мои спутники-школоведы были другого мнения:

— Это то, что надо! Пойдешь сюда — не пожалеешь!

Я глядел на них и не верил своим ушам: предыдущие школы, по сравнению с этой

развалюхой, были куда лучше и ухоженнее. Что я, с ума сошел, идти на такую помойку?!

Видя мое недоумение, старики довольно переглянулись: мол, дело сделано, ездили в

такую глушь не напрасно. Семен Климович, доставая папироску из мятой пачки

«Беломора» и чиркая о коробок ломкой спичкой, смачно затянулся.

— Учись, пока я жив, салага! — сказал он, — эта школа, действительно, прилично

запущена. А вот шифер на крыше — обратил внимание? — почти новый, значит, проблем с

затеканием в ближайшие годы не будет. Село находится на бойком месте, у трассы, добираться тебе из города будет просто. Это хорошо. Зато из райцентра сюда можно

попасть только через Херсон, ехать далеко и долго, так что залетные «скворцы» часто

радовать тебя своими посещениями не будут. Отлично. Места здесь красивые, рядом река, почва глинистая, сохнет быстро, после дождей в грязи не потонешь… Село большое, дома

богатые — будущее у этой школы есть.

А теперь главное. Вся эта бросающаяся в глаза запущенность — чисто внешняя. За

неделю — другую приведешь все в порядок. Отмоешь, почистишь, покрасишь. Выбелишь

стены пульверизатором, поставишь через пару месяцев новое ограждение — пусть селяне

любуются, какой рачительный появился хозяин. И вообще, сведущие люди тебе

подтвердят: идти на хорошо отлаженное дело всегда рискованно. В лучшем случае, будешь чьим-то продолжателем. Запомни, парень: поднимать заваленное — всегда

перспективнее. Здесь что ни делаешь — всем видна твоя работа. Недаром умные люди

говорят, что сделать из плохого хорошее — значительно проще и легче, чем из хорошего

— отличное. И ценится это куда выше. Проверено неоднократно.

Я принял этот совет и после никогда не раскаивался. Более того, следовал ему в

самых разных ситуациях и по сей день считаю наиболее универсальным. Спасибо вам, Семен Климович, вы знали толк в таких вещах!

***

Возможно, по своей натуре Семен Климович был немножко авантюристом. С виду

спокойный, он иногда проявлял явную несдержанность. И то понятно: когда люди с такой

биографией работают в образовательных учреждениях, у них, как правило, доминируют

отцовские качества. Батькуют. И если видят что-то не то, поправляют положение твердой

рукой. Другими словами, наш директор изредка позволял себе, как бы это помягче

выразиться — рукоприкладствовать…

Помнится, был у нас такой восьмиклассник Федя Шулика, сын совхозного

зоотехника. Высокого роста, вечно расхристанный, довольно наглый хлопец. На уроках

вечно болтал, пререкался с учителями, приставал к ребятам послабее. Получая отпор, выл

на гнусной плаксивой нотке, в общем, вел себя, как сынок начальника, которому все

дозволено. Его родители по поводу и без повода бегали в школу, выгораживали

непутевого отпрыска, во всех его бедах винили учителей. Сегодня деток такой породы

называют словом «мажоры».

122

И вот однажды здоровенный Федька словил в школьном туалете несчастного

второклассника из бедной сельской семьи, безбатченка, заставил его раскрыть брючный

карман и помочился туда вволю.

Плачущего ребенка остановил дежурный учитель, расспросил и привел к

директору. Когда Семен Климович услышал эту историю, он, буквально, затрясся. Его так

колотило, что малыш, видя такое с директором, растерялся и перестал плакать. Он стоял, в

захудалой одежонке, с мокрыми пятнами на правой штанине, испуганно вжав голову в

худенькие детские плечи, боясь, наверное, что его сейчас за что-то накажут.

А Семена Климовича будто пружина подбросила — через мгновение он уже

ворвался в 8-й класс, подскочил к парте Шулики и при всем честно́м народе нанес ему

сильнейшую оплеуху. Федька испугался, скукожился, забился под парту, выставив над

головой, защищаясь, крупные в юношеских цыпках руки. Я с трудом увел разъяренного

директора, попросив учительницу продолжать урок. Дети, не веря своим глазам, ошеломленно сидели, не понимая, что стряслось. У Федьки из носа шла кровь, он умело

зажал его двумя пальцами и с надрывным ревом, схватив портфель и запихнув туда свой

скарб, убежал домой.

На следующей перемене, понимая, что надо что-то делать, я вернулся в 8-й класс и

пояснил ребятам, что произошло. Сказать, что они были возмущены поступком Шулики –

ничего не сказать: если бы он сейчас появился в классе, его бы, наверное, порвали в

клочья. Только тут я понял, как его ненавидят