Они посидели обнявшись, но Мэгги не проронила ни слезинки, хотя ее худенькое тело напряглось, как струна. Теперь Тресси поняла, отчего Мэгги так рвалась ухаживать за Калебом, когда он заболел. Ее бросили совсем крохой, и тем глубже она, как видно, сострадала другим малышам.

– Что же было дальше? – шепотом спросила она.

– Мне тогда сравнялось четырнадцать. Я пристроилась к одной семье, которая направлялась в Калифорнию, но не успели мы перебраться через горы, как женщина застукала меня в кустах со своим муженьком и, само собой, прогнала прочь. Да еще обозвала шлюхой. – Мэгги отодвинулась, вздохнула и криво улыбнулась Тресси. – Вот тогда-то я и решила, что, уж коли стала шлюхой, недурно бы зарабатывать этим на хлеб. Вот так и оказалась здесь, – прибавила она, разведя руки. – А, да ну его к черту! У кого из нас в запасе нет печальной истории? Давай-ка примерим платье. Я хочу, чтоб на похоронах ты выглядела лучше всех.

Сама Мэгги на похороны не пошла – она отдала Тресси единственное свое приличное платье. Весна разгулялась вовсю, и по случаю тепла город просто кишел приезжими. Они тоже пришли на похороны вместе со старожилами. Здесь люди радовались всякому сборищу. Даже такой печальный повод был для них почти что светским развлечением. Тресси стояла неподалеку от незарытой могилы Калеба. Рид крепко держал ее за руку, а с другой стороны взял под локоть Джарред Линкольншир. Рядом с ним была Роза. Все они стояли по щиколотку в размякшей грязи.

Заупокойную службу проводил доктор Гидеон – он оказался не только врачом, но и проповедником. Перевернув донышком вниз широкополую шляпу и положив на нее раскрытую Библию, великан начал читать слова молитвы. Звучный голос его эхом катился над головами собравшихся, рокоча, словно горная лавина.

Вслушиваясь в молитву, Тресси держалась изо всех сил. Сегодня вместе с Калебом в могилу легла частица ее сердца. Помимо воли Тресси вспомнила другую могилу, ту, что вырыла своими руками в продутой ветром степи. Она мысленно молила господа, чтобы ей не пришлось больше переживать такую тяжкую потерю. Если б Рид не держал ее за руку, она бы, верно, уже плакала навзрыд. Тресси как будто заново теряла Калеба. Его крохотный гробик наконец опустили в могилу – вслед за гробами тех, кто не пережил здешнюю суровую зиму и лишь сейчас нашел вечное успокоение на городском кладбище Вирджинии.

Рид почувствовал, что Тресси пошатнулась, и крепко обнял ее за плечи. Самое страшное для женщины – потерять своего ребенка. Тресси в свои восемнадцать и так уже повидала слишком много смертей. Хотя Калеб и не был ей родным сыном, она столько заботилась о нем, что полюбила малыша, словно собственную плоть и кровь. Как же Рид сожалел, что не был с нею здесь, в тот миг, когда Тресси так нуждалась в его любви и участии!

Взгляд его скользнул по проповеднику. Этот кряжистый великан живо напомнил Риду Доула Клин-га, и не только огромным ростом, но отчасти и голосом. С тех пор, как Доул удрал тогда, в горах, бросив собственного сына, Рид нечасто вспоминал о нем. У него были дела поважнее. Вот только жаль было кисета из оленьей кожи, украденного Клингом, – все же единственная память о матери. И зачем только этому мерзавцу понадобилось красть ничего не стоящую безделушку? Видно, не сразу сообразил, что в седельных сумках не было ничего ценного.

Тресси уткнулась лицом в грудь Рида. Плечи ее вздрагивали. И Клинг, и Гидеон тотчас вылетели у него из головы. Черт, до чего же невыносимо видеть, как она страдает!

Люди понемногу расходились, и стылый резкий ветер уносил их голоса, но Джарред Линкольншир и Роза Ланг все медлили, не спеша распрощаться с Тресси, к которой они так привязались.

Словно не замечая Рида, стоявшего рядом, Линкольншир ворчливо сказал ей:

– Я так боюсь за тебя, дитя мое. Кто знает, что может с тобой случиться там, в глуши, среди грубых и необузданных дикарей!

– Ничего с ней не случится, – вмешался Рид прежде, чем Тресси успела возразить. – Все будет хорошо. Я о ней позабочусь. – Он сумрачно взглянул на Розу. – Честное слово, я не допущу, чтобы хоть волосок упал с ее головы. И когда-нибудь мы вас непременно навестим.

Склонив голову набок, Роза пристально разглядывала смуглого и черноглазого Рида.

– Вы ведь решили отправиться на поиски Ивэна Мэджорса, верно? Глупее цели и не придумаешь!

Тресси быстро глянула на Рида. Они больше не заговаривали о ее отце, словно это молчание могло отогнать зловещий призрак неутоленной мести. Тресси хорошо понимала, что Рид был прав, но отступиться не могла. И что бы Рид по этому поводу ни думал, Тресси знала, он ее не оставит.

– Поймите же, – горячо сказала она, – я просто должна его найти. Рид здесь ни при чем. Это мне, мне обязательно нужно узнать, почему отец бросил нас, почему не захотел вернуться, – узнать для того, чтобы это больше никогда со мной не повторилось. Роза, милая моя, неужели ты этого не понимаешь?

Рука Рида, обнимавшая плечи Тресси, окаменела от напряжения.

– Пойдем, – сказал он тихо, – нам пора собираться.

И Тресси побрела прочь, загребая сапогами грязь. Роза и Линкольншир тоже двинулись следом. В глубине души Роза не на шутку завидовала Тресси. Недавно Джарред Линкольншир объявил, что скоро уедет в Лондон, чтобы повидаться с семьей. Если все пойдет, как задумано, он привезет с собой в Монтану жену и дочерей. И построит для них дом – замок, как он говорит.

«А что же останется мне?» – хотела спросить Роза, но смолчала. В конце концов, она ничего не ожидала от этой связи, так к чему же теперь сетовать? На свете есть и другие мужчины. Роза украдкой вытерла непрошеную слезу. Ничего, она выдержит, выживет, вытерпит – как всегда. Знать бы только, долго ли ей еще придется терпеть.

Когда вечером в гостиничном номере они горячо обсуждали предстоящий отъезд, Рид внезапно спросил:

– Послушай, ты хорошо знаешь этого Гидеона? Что-то он никак не выходит у меня из головы.

– Я тоже все время думаю о нем. Он врач и лечил Калеба, но я не знала, что он еще и проповедник. Странно, правда?

– Еще как странно! Он напомнил мне Доула Клинга. Давно он в этом городе?

– Он появился здесь уже после моего приезда, а когда именно – не знаю. Мне тоже кажется, что доктор Гидеон похож на Доула Клинга.

Рид оторвался от списка, над которым трудился весь вечер. Неяркий свет лампы играл медными отблесками в густых волосах Тресси, смягчая горькие складочки в уголках ее полных губ. В белой ночной сорочке, стянутой у горла изящной синей ленточкой, Тресси была чудо как хороша – у него даже сердце заныло. И потому Рид пропустил мимо ушей ее последнюю реплику – и, как потом выяснилось, напрасно…

– А знаешь, они ведь правы, – пробормотал он, задумчиво грызя кончик карандаша.

– Кто прав и в чем?

– В старательских лагерях тебе и вправду будет грозить опасность. Там слишком много мужчин, месяцами не видевших женщин.