кольнула грусть, но я покачала головой. После смерти Одетты прошло два дня, и я раз десять ловила себя на том, что направляюсь ее навестить, прежде чем вспомнить, что ее больше нет здесь.

– Просто сильно болит голова, и с желудком нехорошо.

– Челюсть болит?

Я нахмурилась.

– Откуда ты знаешь?

– Ты трешь лицо.

О, и правда. Я перестала тереть.

– Челюсть побаливает, – призналась я. – Может, подхватила какую-то хворь или заболел зуб.

– Может, – буркнул он, и я нахмурилась сильнее. – Ступай и до конца дня ничего не делай. Тебе нужно отдохнуть.

Обычно я стала бы возражать и продолжила тренироваться, несмотря на недомогание, но сейчас мне хотелось просто сидеть. Или лежать.

– Да, пожалуй, так и сделаю.

Сир Холланд кивнул. Неловко помахав ему на прощание, повернулась к двери.

– Я принесу тебе кое-что, что может помочь, – сказал он.

– Не хочу снотворного, – заявила я, потянувшись к двери.

– Это не снотворное.

К тому времени, как вернулась в свои покои, боль в животе усилилась. Я с трудом стащила с себя одежду и натянула старую мужскую рубашку, которую когда-то бросили в прачечной. Она была мне велика и доходила до колен. Не такая легкая, как моя ночная, но у меня хватило сил только надеть ее.

Чуть позже в мою спальню постучали. Вошел сир Холланд с чашкой и мешочком.

Он протянул мне все это, а я заглянула в темную жидкость, от которой шел пар, и спросила:

– Что это?

– Немного витекса, ромашки, фенхеля, ивы и мяты, – сказал он, задержавшись в дверях. – Это поможет.

Я понюхала жидкость, подняв брови, и села на кровать. Сладкий, мятный, землистый запах.

– Пахнет… необычно.

– Так и есть. Но тебе нужно выпить все, и быстро. Ладно? Ты же не хочешь, чтобы остыло.

Я кивнула и сделала долгий глоток. На вкус не так уж плохо, но все равно проглотить было довольно трудно.

Сир Холланд сел на край кровати и вперил взгляд в маленькое окошко, через которое лился солнечный свет.

– Знаешь, о чем я думаю? О том разговоре, когда спросил тебя, кто же ты.

– Да. – Я наморщила лоб. – Ты назвал меня воином.

Он кивнул с легкой улыбкой.

– Да. Я думал об этом. О том, кого ты мне напоминаешь.

Я почти боялась услышать.

– И кого же?

– Соторию.

Я не сразу вспомнила, кто это.

– Девушку, которую так напугал бог, что она упала с Утесов Печали и разбилась? – Не знаю, была ли Сотория мифом или действительно жила когда-то, но я оскорбилась. – И с чего ты решил, что я могу спрыгнуть с утеса?

– Сотория не была слабой, Сера. То, что ее напугал бог, – только часть ее истории.

– Разве другая часть – не про ее смерть?

На его лице появилось ироничное выражение.

– История этой юной девы не закончилась с ее смертью. Понимаешь, тот, кто, по сути, стал причиной ее смерти, считал, что влюблен в нее.

– Поправь, если я ошибаюсь, – сказала я, чувствуя, что головная боль уже уменьшается, – но он видел только, как она собирала цветы. Он не разговаривал с ней. Так с чего он решил, что влюбился в нее?

Сир Холланд пожал плечами.

– Он увидел ее и влюбился.

Я закатила глаза.

– Он считал так, но это больше походило на одержимость.

– Ты имеешь в виду после того, как он… поговорил с ней?

Сир Холланд покачал головой.

Я издала сдавленный смешок.

– Прости. Не понимаю, как можно стать одержимым девушкой, которую лишь видел собирающей цветы. Я хочу сказать, любовь с первого взгляда? В это могу поверить, но только если они все же поговорили. – Я нахмурилась и задумалась. – И даже тогда я бы сказала, что это была похоть. Не любовь.

Он усмехнулся и вытянул ногу.

– Что ж, он стал одержим идеей вернуть ее и быть с ней.

У меня перехватило дыхание. Никогда не слышала эту часть легенды.

– Ему удалось?

– Его предупредили, что так нельзя. Что ее душа ушла в Долину, и она обрела покой. Но он… нашел способ.

– Боги.

Я закрыла глаза, охваченная ужасом и печалью. Если Сотория была реальной, у нее уже забрали жизнь. Мне стало дурно от того, что у нее отобрали и покой. Это вопиющий произвол.

– Сотория восстала и не обрадовалась этому. Она была напугана и несчастна. Бог не мог понять ее уныния. То, что он сотворил, не сделало ее лучше и не заставило полюбить его. – Сир Холланд помолчал. – Никто не знает, как долго длилась вторая жизнь Сотории, но в конце концов она умерла. Некоторые говорят, что она уморила себя голодом, другие уверяют, что она начала жить заново, но боролась со своим похитителем, несмотря на все его могущество. Она была сильна, Сера. Она была воином и боролась, несмотря на горе от потери жизни в таком юном возрасте. Несмотря на утрату покоя и контроля, независимо от того, что неравенство сил было не в ее пользу. Вот чем ты напоминаешь мне ее.

– О, – прошептала я, допивая чай. – Что ж, неплохо.

Я надеялась, что история Сотории – всего лишь старая легенда.

– Допила?

– Да.

– Хорошо. Может быть небольшая сонливость, но не как от снотворного, – объяснил он, поднимаясь. – В мешочке есть еще, если тебе понадобится. Нужно настоять травы в кипятке минут двадцать.

– Спасибо тебе. – Было странно произносить эти слова.

– Не за что. – Он подошел к двери и остановился. – Сера, все будет хорошо. Отдохни.

Как только он ушел, я сделала, как он велел. Закрыла глаза. Барабанный бой в голове и бурление в желудке почти полностью прошли. Как и предупреждал сир Холланд, от снадобья я почувствовала усталость или, по крайней мере, расслабилась настолько, чтобы задремать.

Не знаю точно, когда заснула, но спустя некоторое время боль прошла – и в висках, и в челюсти, а желудок успокоился настолько, что я смогла надеть штаны и решила что-нибудь поесть.

Не знаю, как рецепт этого снадобья, которое оказалось настоящим чудом, попал к сиру Холланду. Наверное, я обниму его при следующей встрече.

Наевшись, я почувствовала себя практически хорошо и пошла в ванную почистить зубы. Склонившись над маленьким умывальником, прополоскала рот. Ставя кувшин на узкую полку, я посмотрела вниз.

– Что за?.. – прошептала я, уставившись на красные потеки в пене.

Кровь.

* * *

Я очень мало знала об Избранных, как мужского, так и женского пола, но то ли любопытство, то ли беспокойство потянули меня на Ритуал в Солнечный храм.

Храм уже заполнили знать, богатые торговцы и землевладельцы. Благодаря бледно-розовому платью, которое носила в тех