Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По линии Совнаркома метростроевцев опекал Василий Гаврилович Поликарпов, обычно отвечавший на просьбы: «Сам приеду, погляжу».
На этот раз было на что посмотреть. Костя при всем своем умении не мог рассечь тоннель к станции «Арбатская» — невиданный по напору слой воды сбивал с ног. Сутки работали люди, не просыхая.
По дороге на аварийный участок, пока Чесноков горячо объяснял товарищу из Совнаркома, какой человек Овчинников и как он все же умудряется сдерживать лавину воды новой, придуманной им крепью, о том, как до зарезу нужен хоть пяток водолазных костюмов, иначе проходка станет, Поликарпов помалкивал. Лишь на участке, когда Костя, слепой от воды и глины, вняв зову гостей, втянул их на площадку через узкую горловину, нещадно ругаясь при этом: «Что тут смотреть? У нас не театры!» — Поликарпов сказал:
— Постараюсь помочь.
А Чесноков, перекрывая шум воды — все в минуту промокли до нитки, — закричал смутившемуся Косте:
— Это ж товарищ из Совнаркома, попридержи язык!..
Поликарпов, как был мокрый, в каске, сел в машину и поехал в Кремль.
В полночь, едва дали отбой воздушной тревоги, к складу Метростроя подъехали крытые брезентом грузовики, в них лежали водолазные костюмы и десять тысяч спецовок.
Овчинников не ушел со смены, пока не поставил заслон воде.
Андрей Семеныч рассказывал. Одна история сменяла другую, из них складывалась картина военных будней…
Каждый день нес с собой новые заботы, новые задачи. Жарким августом, когда солнце, будто огромная огненная ракета, зависало в рокочущем от моторов небе, несколько бригад были посланы строить оборонные объекты в районе Бородина. Базу надо было создавать самим…
Мне в своей жизни довелось поработать в полевых условиях на сооружении дорог, дамб, мостов — и всякое приходилось видеть: и путаницу, и штурмовщину. Но как же радовалась душа, когда за дело бралась мобильная колонна — отряд со сложившимся коллективом, где все было налажено, каждый знал свое место и все делалось без лишней суеты. Стук топоров, визг циркулярной пилы, жужжанье сварки — и, как в сказке, вырастали легкие бараки, гаражи, мастерские, подводилась вода. Короткий посвист движка оповещал о пуске подстанции. А в котельной, окутанной морозным паром, грелась вода для утренней заправки машин — и они минута в минуту выезжали из ворот, а вскоре на объекте поднимались штабеля труб, кирпича, арматуры…
Это в мирное время… А здесь и в военное было так же, может быть, еще четче, сноровистей, быстрей. Группу метростроевцев возглавили инженеры Стрымбан и Рахлин. Из Москвы по Волге на баржах уже везли гравий и цемент, доски и оборудование для подстанции. На месте разыскали глину. Стали готовить раствор, бетон. В палаточном городке все решал график. Военные специалисты показывали, где и как надо строить, куда повернуть амбразуры дотов, уточняли сектора обстрела.
Рыли противотанковые рвы, ставили ежи, сотни, тысячи, десятки тысяч ежей.
А в воздухе кружился ставший привычным фашистский разведчик, и ровно минута в минуту — враг был аккуратен — завывали в небе «мессеры».
— Эта ихняя аккуратность, — усмехается Чесноков, — нас во многом выручала. Прятались загодя, так что толку от налетов было немного. Ночью старались не работать, чтобы не обнаружить себя светом, подвозили материалы. Но от зари до зари выкладывались до конца.
Сам Андрей Семеныч все же попал однажды под пулеметы врага. Ездил в Бородино часто. Путь неблизкий, поэтому об отдыхе пришлось забыть, а тут и вовсе едва жизни не лишился. Хорошо, что вовремя заметил стремительно мчавшиеся навстречу машине бурунчики пыли. Поднял глаза и, мысленно ахнув, крутанул руль вправо. Очередь со свистом прошла мимо, а с нею и самолет на воющем вираже. «Эмка», трижды перевернувшись, стала на четыре колеса. Сидевший позади парторг управления Матвеев только и сказал: «Повезло». Ошеломленные, несколько минут сидели молча.
— Потом и не такое бывало. Человек ко всему привыкает. Иногда ему просто не до страха. Надо было кончать с рубежами… Вообще, — Андрей Семеныч покачал головой, — начинать рубежи было легче. А вот свертываться, скрытно уходить под огнем напиравшего фашиста со всем имуществом, оборудованием, людьми… — Он глубоко вздохнул и добавил: — Однако сумели.
А в Москве ждал новый приказ — в кратчайший срок наладить выпуск минных корпусов. Это просто сказать: «Даешь мины!» Собственный Метростроя механический завод — люди, оборудование — отправлен на Восток. Из людей остались лишь два старых мастера, а из оборудования — списанное старье. С какой стороны подступиться к делу, где найти токарей, фрезеровщиков?
Вскоре из-под Новосибирска, со станции Чулымская, прибыла по комсомольским путевкам группа девушек — молодых, необученных. В полушубках и в валенках, перепоясанные шерстяными платками, они стояли посреди холодного пустого цеха, опустив на пол баулы. В углу поодаль уже громоздились присланные соседним заводом чугунные заготовки, у стен — три собранных заново станка. Гостьи пытливо, исподлобья поглядывали на поднявшихся навстречу мастеров. Старшая, круглощекая, с колкими серыми глазами, спросила:
— Когда приступать?
— А вы станки-то хоть во сне видели? — в свою очередь поинтересовались хозяева.
— У нас сон молодой, мы другое видим. Давай обучай.
— Может, сначала в общежитие, баулы сложите?
— Они у нас без ножек и отсюда не убегут.
Через неделю производство пошло на лад. Машина едва успевала увозить готовые корпуса.
Андрей Семеныч вдруг сощурился весело, будто вглядываясь в полузабытые, размытые временем лица сибирячек. Рассмеялся:
— Ну и девки были! Одна к одной, как яблочки. Как мы их потом ни уговаривали остаться, чего ни сулили — и жилье и профессию — ни в какую! Как приехали, так и уехали. Ни одна в Москве замуж не вышла. Бригадирша ихняя, бедовая, на прощанье сказала:
— Мы свое дело сделали, не обижайтесь. У вас хорошо, а дома лучше. Дома и женихов станем ждать, они у нас воюют…
Андрей Семеныч проводил их до вокзала и вернулся к себе в управление. Предстояла обычная в ту пору беспокойная ночь — звонки на Мытищинский вагоностроительный, звонки на угольные карьеры, переговоры с Уралом, Сибирью, Украиной…
Чесноков умолк, глядя рассеянно на Бориса Ильича, тронул его за локоть:
— Ну что, старина? Теперь твоя очередь — выкладывай про свою тоннельную эпопею на Кавказе.
Тот чуть заметно кивнул, собираясь с мыслями…
ДОРОГА К ПОРТУ
Немцы рвались к Моздоку, и вечные спутники войны — понурая вереница беженцев: старики, женщины, дети — медленно брели по морскому побережью…
Они шли, отупевшие от горя и невзгод. Изредка
