Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Влада была в шоке от смерти мужа, но все-таки поступок ее не красит. Любовница Егора принесла ей много горя, и порадоваться ее переживаниям сам бог велел, но лучше всегда вести себя достойно. То есть вести себя можно как угодно, только никто не должен об этом знать.
«Уволю, — окончательно решила Влада, улыбаясь секретарше. — А то будет еще про меня сплетни распространять. Через пару дней позвоню Косте и скажу, чтобы менял секретаря».
— Может быть, кофе сделать? — спохватилась Милада.
— Нет, — отказалась Влада.
Задерживаться в фирме не хотелось, Владе становилось скучно, едва она входила в офисное здание.
Телефон Перфильева оказался выключенным и через час, и через два. За это время Влада прочитала в Интернете про Перфильева все, что смогла найти. Нового не было ничего. Производство ее не интересовало, а про самого Анатолия Борисовича материала не нашлось.
Оставалось звонить Дане, но тут Владе повезло, подруга объявилась сама.
— Владочка, — жалобно пропела Дана. — Дорогая, можно я у тебя подожду машину? У меня сегодня был бассейн, и теперь меня некому отвезти домой. Водитель освободится только к трем, и мне совершенно некуда деться.
Подружка намекала, что Владе следовало бы за ней заехать, но Влада ей не обслуга. Пусть на метро разочек прокатится.
Как-то Влада спросила эту дуру, почему она не вызывает такси. Дана захлопала ресницами и от испуга чуть не заплакала. «Я не могу ехать с чужим человеком, — обиженно заявила Дана. — Откуда я знаю, кто он? Так можно и на маньяка нарваться».
— Приезжай, — сказала Влада. — Приезжай, жду. Я всегда рада тебя видеть, ты же знаешь.
Вообще-то, подружка могла бы и где-нибудь в кафе посидеть, подождать своего водителя, но сейчас гостья была кстати.
Дана появилась быстрее, чем Влада ожидала, минут через двадцать.
— Никак не могу привыкнуть, что Егора нет, — с любопытством оглядываясь, грустно заявила Дана.
— Я тем более не могу привыкнуть, — разозлилась Влада.
Она давно разлюбила Егора, но фальшивые соболезнования были отвратительны.
Предлагать чай Влада не стала, провела гостью в комнату.
— Я сама хотела тебе звонить, — призналась она, усаживаясь в кресло. — У Егора были дела с каким-то Перфильевым. Ты знаешь, кто это?
— Знаю, — удивленно вытаращила глаза Дана. — Конечно, знаю. Это мой дядя. Муж моей родной тети. А что?
— Я не могу ему дозвониться.
Дана странно посмотрела на Владу, перевела глаза на потолок, потом снова на Владу и вздохнула.
— Он попал в ДТП. Он погиб.
— Что?! — ахнула Влада. — Когда?
— В начале марта. — Дана сделала скорбное лицо.
У Влады перехватило дыхание. Она даже онемела на несколько минут.
Подружка не была титаном ума, но Влада никогда не считала ее слабоумной. Или, как теперь положено говорить, человеком с ограниченными возможностями.
— Послушай, — наконец заговорила Влада. — Ты сидишь в ресторане с двумя мужчинами, и мужчин убивают одного за другим. И ты живешь как ни в чем не бывало? Даночка, ты не боишься?
— Но… Дядя погиб в ДТП. Он не справился с управлением, машина выехала на встречку. Это ужасно, но это же не заказное убийство. Там было полно свидетелей.
— Ты притворяешься, что ли? — удивилась Влада. — Погиб твой дядя, погиб Егор, и это случайные совпадения? Даночка, включи мозги. Кстати, у Егора с Перфильевым были деловые переговоры, а ты что там делала?
— Я их познакомила.
Ясно, хотела получить свой процент от сделки.
— Дядя был другом Берегового. Береговой — это наш мэр, — наконец-то начала волноваться и попыталась рассуждать Дана. — Берегового недавно арестовали.
— Знаю, — перебила Влада. — Про мэра Берегового по всем каналам передавали.
Еще интереснее. Человек мэра, затеявший новый бизнес, погибает, мэра арестовывают. Обычно такое происходит ради очень больших денег, а по-настоящему больших денег у Егора не было. Они были у Перфильева?
Или ДТП все-таки было случайным?
Данин водитель освободился раньше, чем обещал, Влада даже огорчилась. Хорошо бы еще расспросить подружку.
— Не расстраивайся, — прощаясь, успокоила Влада насмерть перепуганную Дану. Ничего, пусть попереживает, ей полезно. — Ты же ни к каким сделкам отношения не имеешь.
Влада заперла за Даной дверь и позвонила Степе.
Голова после второй ночи со снотворным была тяжелой. Таня нехотя поднялась, выпила кофе и стала собираться на работу, боясь, что появится Степан. Видеть его сил не было.
Она и на работу отправилась на час раньше, чтобы с ним не встретиться. Ольги Петровны, конечно, еще не было, а Юра уже пришел. Таня слышала негромкий разговор из-за приоткрытой двери его кабинета.
Наверное, он ее заметил, потому что минут через десять появился в пустой, если не считать Тани, ординаторской.
— Мне плохо без тебя. — Он подошел совсем близко, тронул рукой волосы.
У него жена и дети, он не знает, что такое быть одному. Он не знает, как бывает по-настоящему плохо. Даже не догадывается.
— Юра, не вынуждай меня увольняться, — попросила Таня, мягко от него отодвигаясь.
— Мы с тобой теперь совсем чужие? — Он хотел снова тронуть ей за волосы, но только дернул рукой.
— Нет, — покачала она головой. — Мы никогда уже не будем чужими. Просто… Ты сам все знаешь…
Где-то хлопнула дверь, послышались женские голоса, стихли.
Он никогда не станет для нее чужим, даже через сорок лет. Что-то неясное, легкое все равно будет связывать ее с ним. Но Таня была совсем не уверена, что останется нечужой для Юры. По отделению ходили разные слухи, он работал здесь много лет, и за эти годы она не была у него единственной.
Пропущенный звонок подруги Иры Таня заметила случайно, уже вечером.
— Давай встретимся, — перезвонила ей Таня. — До того тошно, просто сил нет.
— Что-нибудь случилось? — всполошилась Ира.
— Потом!
Пожалуй, кроме мамы и отчима, за Таню искренне переживала только Ира.
Встретиться договорились в кафе. Таня едва успела сунуть телефон назад в сумку, как он зазвонил снова.
— Тань, я вечером заеду к Владе, — сказал Степан. — У нее какие-то новости.
— Конечно, — согласно кивнула Таня, как будто он мог ее видеть.
Она бы сказала ему, что между ними все кончено, но беда была в том, что между ними ничего не начиналось. Он не объяснялся ей в любви и не предлагал руку и сердце. Он ни в чем ее не обманул, ей не на что жаловаться.