И стала она в добре поживать, лиха не знавать.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

47. Морозко

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

У мачехи была падчерица да родная дочка; родная что ни сделает, за все ее гладят по головке да приговаривают: „Умница!" А падчерица как ни угождает — ничем не угодит, все не так, все худо. А надо правду сказать, девочка была золото, в хороших руках она бы как сыр в масле каталась, а у мачехи каждый день слезами умывалась. Что делать? Ветер хоть пошумит да затихнет, а старая баба расходится — не скоро уймется, все будет придумывать да зубы чесать. И придумала мачеха падчерицу со двора согнать: „Вези, старик, вези ее куда хочешь, чтобы мои глаза ее не видали, чтобы мои уши о ней не слыхали; да не вози к родным в теплую хату, а во чисто поле на трескун-мороз!" Старик затужил, заплакал, однако посадил дочку в сани, хотел прикрыть попонкой — и то побоялся, и повез бездомную во чисто поле, свалил на сугроб, перекрестил, а сам поскорее домой, чтоб глаза не видели дочерниной смерти.

Осталась бедненькая, трясется. Приходит Мороз, попрыгивает-поскакивает, на красную девушку поглядывает: „Девушка, девушка, я Мороз — красный нос!" — „Добро пожаловать, Мороз; знать, бог тебя принес по мою душу грешную!" Мороз хотел ее заморозить, но полюбились ему ее умные речи, жаль стало. Бросил он ей шубу и ушел. Оделась она в шубу, поджала ножки, сидит.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Опять пришел Мороз — красный нос, попрыгивает-поскакивает, на красную девушку поглядывает: „Девушка, девушка, я Мороз — красный нос!" — „Добро пожаловать, Мороз; знать, бог тебя принес по мою душу грешную". А Мороз пришел совсем не по душу, он принес красной девушке сундук высокий да тяжелый, полный всякого приданого. Уселась она в шубочке на сундучке — такая веселенькая, такая хорошенькая! Опять пришел Мороз — красный нос, попрыгивает-поскакивает, на красную девицу поглядывает. Она его приветила, а он ей подарил платье, шитое и серебром и золотом. Надела она и стала такая красавица, такая нарядница! Сидит и песенки попевает.

А мачеха по ней поминки справляет — напекла блинов. „Ступай, муж, вези хоронить свою дочь". Старик поехал. А собака под столом: „Тяв, тяв! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину женихи не берут!" — „Молчи, дура! На блин, скажи: старухину дочь женихи возьмут, а стариковой одни косточки привезут!" Собачка съела блин да опять: „Тяв, тяв! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину женихи не берут!" Старуха и блины давала, и била ее, а собачка все свое: „Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину женихи не возьмут!"

Скрипнули ворота, растворились двери, несут сундук — высокий, тяжелый, идет падчерица — панья паньей сияет! Мачеха глянула — и руки врозь: „Старик, старик, запрягай других лошадей, вези мою дочь поскорей! Посади на то же поле, на то же место". Повез старик на то же поле, посадил на то же место. Пришел Мороз — красный нос, поглядел на свою гостью, попрыгал-поскакал, а хороших речей не дождался; рассердился, хватил ее и убил.

А мачеха старика торопит: „Старик, ступай, мою дочь привези, лихих коней запряги, да саней не повали, да сундук не оброни!" Уехал старик, а собачка под столом: „Тяв, тяв! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной в мешке косточки привезут!" — „Не ври! На пирог, скажи: старухину в злате, в серебре везут!" Растворились ворота, старуха выбежала встречать дочь, да вместо нее обняла холодное тело. Заплакала, заголосила, да поздно!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

48. Гуси-лебеди

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Жили старичок со старушкой; у них была дочка да сынок маленький. „Дочка, дочка! — говорит мать. — Мы пойдем на работу, принесем тебе булочку, сошьем платьице, купим платочек, а ты будь умна, береги братца, не ходи со двора". Старшие ушли, а дочка забыла, что ей приказывали, посадила братца на травке под окошком, а сама побежала на улицу да заигралась, загулялась. Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика и унесли на крылышках.

Пришла девочка, глядь — братца нету! Ахнула, кинулась туда-сюда — нету! Кликала, заливалась слезами, причитывала, что плохо будет от отца и матери, — братец не откликнулся! Выбежала в чистое поле, увидела: метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за темным лесом.

А гуси-лебеди давно себе дурную славу нажили, много шкодили и маленьких детей крали; девочка догадалась, что они унесли ее братца, и бросилась их догонять. Бежала, бежала — стоит печка: „Печка, печка, скажи, куда гуси-лебеди полетели?"

— „Съешь моего ржаного пирожка, скажу". — „О, у моего батюшки и пшеничные не едятся!" Печь не сказала. Побежала дальше — стоит яблоня. „Яблоня, яблоня, скажи, куда гуси-лебеди полетели?" — „Съешь моего лесного яблока, скажу." — „О, у моего батюшки и садовые на едятся!" Побежала дальше — стоит молочная речка, кисельные берега. „Молочная речка, кисельные берега, куда гуси-лебеди полетели?" — „Съешь моего простого киселя с молоком, скажу". — „О, у моего батюшки и сливочки не едятся!"

И долго бы ей бегать по полям да бродить по лесу, да к счастью, попался еж; хотела она его толкнуть, побоялась наколоться и спрашивает: „Ежик, ежик, не видал ли, куда гуси-лебеди полетели?" — „Вот туда-то!" — указал.

Прибежала — стоит избушка на курьих ножках, стоит-поворачивается. В избушке сидит Баба Яга — нога глиняная; сидит и братец на лавочке, играет золотыми яблочками. Увидела его сестра, подкралась, схватила и бежать, а гуси-лебеди за нею в погоню летят; нагонят злодеи, куда деваться? Прибежала к молочной речке с кисельными берегами: „Речка-матушка, спрячь меня!“ — „Съешь моего киселя!" Нечего делать, съела. Речка ее посадила под бережок, гуси-лебеди пролетели. Вышла она, сказала: „Спасибо!" — и опять бежит с братцем; а гуси-лебеди воротились, летят навстречу. Что делать? Беда! Стоит яблоня. „Яблоня, яблоня-матушка, спрячь меня!" — „Съешь мое лесное яблочко!" Поскорей съела. Яблоня ее заслонила веточками, прикрыла листиками — гуси-лебеди пролетели. Вышла и опять бежит с братцем, а гуси-лебеди увидели — да за ней; совсем налетают, уж крыльями бьют, того и гляди — из рук вырвут! К счастью, на дороге печка: „Сударыня печка, спрячь меня!" — „Съешь моего ржаного пирожка!" Девушка поскорей пирожок в рот, а сама в печь. Гуси-лебеди полетали-полетали, покричали и ни с чем улетели…

А она прибежала домой, да хорошо еще, что успела