От жалоб и сожалений ее удерживали только гордость и сознание, что она сама так решила и сама выбрала именно этот путь. Она скорее согласилась бы замерзнуть в лесу, чем позволить навязать себе чужую волю.

– Куда мы идем? – однажды спросила она Хедина. – Я все время жду погони. Ты знаешь в этих краях хоть какое-нибудь укрытие?

Был еще один темный и холодный вечер из вереницы таких же вечеров. Дружина выбрала поляну для ночлега, нарубила веток, а для княгини сделали нечто вроде шалаша под низко опущенными лапами старой ели. От ветра он еще спасал, но от мороза – ничуть, и Избрана с содроганием думала, что ей опять предстоит холодная ночь – когда кончик носа, высунутый из-под вонючей шкуры, замерзает до бесчувствия. На стены шалаша варяги набросали снега, а внутрь, пока Избрана сидела у костра, Хедин послал Эйнара и Сиггейра, «чтобы надышали».

– Нас не будут искать в этой стороне, – ответил варяг. – Нас будут выслеживать в направлении Смоленска или каких-нибудь ваших городов.

– А мы куда идем? – Избрана огляделась, хотя это все равно ей не помогало. Она совершенно не умела определять направление в лесу.

– А мы идем к плесковским кривичам.

– Зачем? – изумилась княгиня.

До этого она думала, что Хедин бесцельно кружит по лесам, чтобы сбить погоню со следа, но конечной их целью будет все-таки Смоленск или какой-то из своих городов.

– А затем, что только там тебя не достанет твой брат Зимобор и его новый родич Столпомир.

– Но я должна быть в Смоленске! Там все наши люди, там…

– В Смоленске ты больше не княгиня, и ты это знаешь не хуже меня, только не хочешь признаться. Все смоленские бояре давно ждали, когда ты споткнешься и дашь им повод сбросить власть женщины. Каждый из них у себя дома подчиняется своей жене, как же они еще и в княжеской гриднице будут подчиняться женщине! – Хедин ухмыльнулся. – Ты проиграла битву, а твой брат ее выиграл. Теперь его встретят в Смоленске как князя.

– Но есть же другие города! – Избрана с трудом дышала от гнева и обиды, но понимала, что варяг прав.

– В других городах ты сможешь оставаться до тех пор, пока твой брат тебе это позволит. То есть и там ты будешь в его власти. А он не такой дурак, чтобы не научиться на собственных ошибках. Больше он не даст тебе воли. Я бы на его месте предложил тебе выбор: или ты выходишь замуж за того, кого он укажет, или отправляешься служить богиням в какое-нибудь из уважаемых и далеких от Смоленска святилищ. Тебе это нравится?

– Нет!

– Вот и я подумал, что тебе это не понравится, – невозмутимо согласился Хедин. – Я ведь знаю тебя, княгиня, мы с тобой знакомы не первый год. А твой брат очень обрадуется мысли выдать тебя не за кого-нибудь, а за Столпомира. Ему ведь тоже нужно получше скрепить этот союз, который сделал его князем. А Столпомир обрадуется случаю получить такую знатную, к тому же молодую и красивую жену. У него давно умерла жена, а дети погибли, у него нет наследников, и ему нужны новые дети от знатной жены, чтобы он мог оставить им свой престол. Так что этим союзом все останутся довольны. Он даже для тебя был бы совсем не худшим выходом из положения, если бы ты не была так упряма и своевольна. Но ты ведь никогда не смиришься с тем, что тебе навязали против твоей воли, и будешь всю жизнь несчастна, если не сможешь отомстить. А мстить своему мужу и отцу своих детей… Гудрун уже пробовала, только это никому счастья не принесло[19].

– Но что мне делать у плесковских кривичей? – спросила Избрана. Ее задело то, что Хедин так открыто говорит с ней об ее упрямстве и своеволии, но она знала, что он прав. – Можно подумать, что там мне очень обрадуются! Мы с ними даже не в родстве! И мой отец с ними воевал, и дед с ними воевал, и даже прадед воевал!

– И это даже хорошо! – Хедин кивнул с таким удовлетворением, как будто тут и впрямь было что-то хорошее. – Я слышал, что плесковскому князю Вольгасту в последние годы не везло. Его жена умерла в первый голодный год от какой-то повальной болезни, потом он посватался к дочери латгальского князя и даже был с ней обручен, но она обманула его и вышла за другого. Короче, князь Вольгаст сейчас обижен и зол на весь свет.

– И поэтому я должна к нему ехать! – с издевкой подхватила Избрана.

– Поэтому! – подтвердил Хедин. – У тебя сейчас тоже врагов гораздо больше, чем друзей, вы с ним друг друга поймете. А дальше возможно вот что. Ты меня слушаешь?

– А кого же еще мне слушать? – отозвалась Избрана, не отрывая мрачного взгляда от огня.

– Так вот. Если тебе еще не надоело воевать, то ты можешь попросить у Вольгаста войска, как твой брат попросил у Столпомира. Конечно, он тебе поможет не задаром, и какую-то часть земли придется ему отдать, но это лучше, чем лишиться всего. А если тебе надоело воевать или если князь Вольгаст не захочет идти в поход и ради чужих земель подставлять под меч свою голову, то ты можешь просто выйти за него замуж.

– Что? – Избрана широко раскрыла глаза. – Просто? Что значит – просто выйти за него замуж?

– Конечно. – Хедин поднялся, взял из кучи мерзлого хвороста толстый сук, с хрустом переломил о колено и бросил в костер. Избрана поморщилась, уклоняясь от тучи искр и золы. – Он остался без невесты, и теперь ему нужна другая, не менее знатная. Иначе он будет опозорен. А ты ничуть не хуже нее. И ваш брак будет очень удачным выходом и для тебя, и для него, и для нас.

– Для вас?

– Для меня и для ребят. – Хедин кивнул на дружину, которая тесными кругами сидела возле нескольких костров. Где-то спорили, где-то играли в кости на маленькой походной доске, а у дальнего костра Лейдольв Скальд уже который вечер подряд тянул длиннющую песнь про древнего конунга Хативульфа и троих его сыновей. – Нам ведь тоже не слишком нравится жить в лесу. Мы хотим иметь хороший теплый дом, хорошее мясо на вертеле, пиво в бочонке и серебро в кошельке. Мы заслужили это, Фенрир меня возьми! И ты дашь нам это – не в Смоленске, так в Плескове. Это нам все равно. Когда ты станешь княгиней в Плескове, ты снова сможешь содержать собственную дружину.

– Так ты, значит, все это время заботился о себе! – Избрана уколола его гневным взглядом.

– А не заботится о себе только дурак! – Хедин ничуть не смутился. – Будь я дураком, я бы не дожил до таких лет. У твоего брата нам нечего ждать хорошего. Он ведь не забыл, как его тогда вечером встретили возле курганов.

– Так ты сам сбежал из Смоленска! А я думала, что ты предан мне! Ведь я спасла тебя от виселицы, ты не забыл?

– Не забыл. Я никогда ничего не забываю, ни хорошего, ни плохого. Чем ты недовольна? Что еще я и ребята должны были для тебя сделать? Мы увезли тебя от твоих врагов, прячем тебя и везем туда, где ты устроишься получше. Ты приедешь не одна, как нищенка, а со своей дружиной. И если нас плохо встретят, мы силой заставим уважать и нас, и тебя! А клясться, что мы готовы на смерть ради твоих прекрасных глаз, – кому это надо? Мы верим в тебя, а это уже немало. Мы верим, что в конце концов ты обеспечишь нам и кров, и еду, и уважение. Мы продолжаем считать тебя своим вождем, хотя ты женщина и проиграла войну! Мы преданы тебе гораздо больше, чем твои смоленские бояре! И если тебе этого мало, то ты не так умна, как я о тебе думал.