Лютомир молча кивнул. А Зимобор вдруг понял, какая ценная возможность у него появилась.

– Хочешь, поменяемся, – предложил он. – Ты отдаешь мне землю по Угре, а в обмен забирай венок.

– Что? – Лютомир поднял глаза, не понимая, что услышал.

– Забирай венок. И любовь ее к тебе перейдет. Будет с тобой удача, и никаких соперников бояться будет нечего, потому что победа всегда с тем, с кем она.

Лютомир пристально смотрел на него, не веря, что Зимобор не шутит.

– Что хочешь за это? – жестко спросил он.

Скажи сейчас Зимобор: «Выпрыгни из шкуры» – выпрыгнул бы. Лютомир бросил быстрый взгляд на сестру, и Зимобор ощутил мучительное колебание гостя: стоит обмен того или нет.

– Землю по Угре, – ответил Зимобор, и Лютомир не сразу его понял – он не ждал, что смоленский князь хочет обменять такое сокровище на такую малость. – Чтобы мне тут собирать дань никто не мешал. На восток по ней не пойду, но и вы на полудень не ходите. Обещай, что так будет, когда князем станешь.

– Я не князем… Я стану богом… – прошептал Лютомир, почти не шевеля губами, но Зимобор его услышал. – А ты… Ты отдаешь такое… Ты отдаешь небесный мир в обмен на какую-то там Угру…

– Это мое дело, что на что поменять. Согласен?

– И больше ничего? – Оборотень посмотрел недоверчиво и даже склонил голову набок, как собака, которая не понимает, о чем с ней говорят.

– Ничего. Только держи и не выпускай. Сумеешь?

– Еще бы!

Лютомир поднял голову и расправил плечи. Глаза его горели, как два изумруда на солнце, но Зимобору было не страшно, а весело. Его тяжесть облегчилась и скоро исчезнет совсем. Он нашел не просто того, кто согласился забрать у него венок вилы, но того, кто сумеет удержать ее.

– Дойду до истоков Угры, а как пойду на Десну, тогда венок твой, – сказал Зимобор. – Чтобы я дошел и больше меня никто не тревожил – твоя забота. А на Десне приходи – получишь. Договорились?

– Договорились. – Оборотень улыбнулся, и сейчас его странное лицо казалось открытым, светлым и красивым. Он уже грелся в лучах жемчужного света, и его они совсем не обжигали.

– Но как же ты сам? – крикнула со своего места Лютава.

– А я… – Зимобор посмотрел на нее. – Я за свое наследство уже отвоевался. Мне теперь другое нужно.

– Девушка, да? – понятливо отозвалась Лютава. Она знала, чем оплачивается покровительство вилы.

– Да.

– Ну, тогда ясно. А ему ведь девушки не нужны. – Печальный и нежный взгляд Лютавы снова устремился к брату. – То есть нужны, но среди простых девушек он себе вовек пары не найдет. Только она и может…

– Ну, два сапога пара. – Зимобор встряхнулся и встал. – Давай показывай твое серебро, волк бессовестный!

Лютомир тоже встал, все еще улыбаясь. «Тогда нам никто не будет страшен…» – «Тогда вам ничего этого не будет нужно…» Куда приведут этих двоих тропы за Зеленой Межой – Зимобор не мог придумать, да и не хотел. У него была своя дорога.

* * *

На другое утро смоленское полюдье тронулось в дальнейший путь. Лютаву ее брат-оборотень увез на санях куда-то вниз по Угре, причем на прощание она так улыбалась Зимобору и делала такие выразительные попытки поцеловать его издалека, что вся дружина покатывалась со смеху. Зимобор отлично знал, что вятичанка притворяется, но все равно почему-то было приятно.

Следующие десять или двенадцать дней поход проходил исключительно, прямо-таки недостоверно тихо и спокойно. Обоз неспешно полз вверх по Угре, останавливаясь в селах или редких городцах. Но мало того что никто больше не собирал на них самочинную дружину с рогатинами. По всей реке о них уже знали и приготовили дань, которую отдавали безропотно, с видом, конечно, унылым, но покорным.

– Князь Волков приходил, – поведал им старейшина одного сельца. – Приходил и человеческим голосом сказал: а кто дани не даст, у того всю скотину, какая осталась, по весне порешу. Попробуй тут не дать – и так на все село три коровы да две лошади осталось, пахать на себе будем…

Лютомир честно выполнял уговор. И в лесу между верховьями Угры и Десны, где вятичи уже не селились, Зимобор сам увидел Князя Волков.

Он пришел среди бела дня, огромный белый волк на белом снегу. Пришел и сел посреди дороги, склонил набок голову и стал ждать. Смоляне застыли, изумленные этим зрелищем. Огромный зверь не нападал, не убегал, а просто ждал чего-то.

– Тихо всем! – Зимобор махнул рукой, и копья опустились. – Я сейчас.

Он сошел с коня, приблизился к волку и остановился, не доходя пару шагов. Потом вынул из-за пазухи венок Вещей Вилы, подержал его на ладонях, вдохнул в последний раз чарующий запах сухих цветов, в которых вечно жила весна. Весна, уже такая близкая.

Вот и все. Больше не придет к нему Дева, прекраснее самой мечты, с жемчужным станом, небесными очами и каплями росы в волосах. Никто больше не прикроет его от чужих клинков – кроме его собственной силы и умения. Ничья удача ему больше не поможет, кроме его собственной.

Но и это не так уж мало. Не будь он удачлив от рождения, разве полюбила бы его Вещая Вила, Дева Будущего? Вот так-то!

Зимобор осторожно положил венок на снег, уже темный и слегка подтаявший, и отступил на несколько шагов.

– Владей! – вполголоса, чтобы услышал только волк, сказал он. – Пусть служит тебе, как мне служил, пусть исполнит твои желания, как мои исполнял. И чтобы тебе не жалеть о том, что сделал, как я…

Огромный белый волк бережно взял венок в зубы и сошел с дороги. Миг – и пушистый белый хвост мелькнул среди заснеженных деревьев. И где он, волк, был он или померещился? Даже следов огромных лап на твердой, подтаявшей снеговой корке не осталось.

Зимобор положил руку на грудь, там, где больше полугода лежал венок вилы. Запах ландыша еще витал рядом, но все слабее и слабее…

Первые несколько дней после бегства из Радомля Избрана не задумывалась над тем, куда они направляются. Ее заботило только то, чтобы уйти как можно дальше и затеряться в лесах. Зима не лето, двигаться можно лишь по замерзшим рекам, иначе завязнешь в снегу, поэтому у возможной погони все направления поиска будут наперечет. Хедин вел дружину, петляя по лесным речушкам, и дней за десять они ни разу не вышли к жилью. Дичи в лесу хватало, так что голодать не приходилось, но соль скоро кончилась, и княгиня с трудом могла заставить себя есть несоленое мясо. Самим варягам было все равно. Эти люди могли бы, не морщась, есть сырую рыбу или похлебку из лягушек, и то, что уже десять дней у них не было возможности умыться и переночевать под крышей, их совершенно не беспокоило.

Но Избрана вскоре уже готова была проклинать все на свете. Всю свою жизнь она провела в тереме среди служанок, и теперь, грязная, пропахшая дымом, с нерасчесанной косой, уставшая от постоянного холода и ночевок на еловом лапнике, положенном прямо на снег, она была противна сама себе. Ожидая погони, которая могла появиться в любую минуту, она даже не решалась снова надеть женскую одежду и была вынуждена терпеть собственный нелепый вид: в штанах, в больших мужских сапогах и широком коротком полушубке, она выглядела немногим лучше неуклюжего соломенного Ярилы, которого в летние праздники наряжают только для того, чтобы тут же растерзать[18].