Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что? – в ужасе воскликнул Хью Фокс.
– Что слышал. Просто почини эти чары. Это важно. Вернусь через час – и чтобы они работали.
– Посмотрю, что можно сделать, – мрачно ответил Хью Фокс.
– Не смотри, а делай! Кстати, если тебя это развеселит, ты меня здесь больше не увидишь. У меня последняя часть – видал?
Из чего-то пустого вынули затычку, и Главный писец-алхимик ахнул. Саймон засмеялся.
– Не делай этого! – сказал Хью Фокс. – Мне все равно, кто это был, это непочтительно!
– Не указывай мне, что делать! – прорычал Саймон. – Ты все равно узнаешь, кто это был… и есть. Скоро. А теперь будь добр, открой мне дверь.
Послышалось громкое шипение, а потом – тишина.
– Ах ты, наглец и…
Но то, что думал о Саймоне Главный писец-алхимик, заглушил громкий стук захлопнутой книги.
– Ты слышал? – прошептал Септимус Жуку, когда они встали и пошли обратно между стеллажами диких книг и чар. – Что значит «новый Архиволшебник»?
– Понимаешь, Сеп, – сказал Жук, когда они уже были у двери в приемную, – здесь все считают его полоумным. Уж мы чего только не навидались. Думает, что будет править миром при помощи пары темных заклинаний.
– Может, так и есть, – сказал Септимус.
Жук не ответил. Когда они незамеченными вышли в приемную, он повернулся к Септимусу и сказал:
– Вот что. Я пойду и отвлеку чем-нибудь старика Фокси. А ты проникни в лабораторию и забери летающие чары. Пусть немного поумерит пыл. Здорово я придумал?
Жук исчез в полумраке Архива, а через минуту вернулся и изо всех сил замахал Септимусу:
– Скорей, Сеп! Нам повезло! Старику Фокси поплохело, он ушел полежать. Давай за мной!
В «Манускрипториуме» Септимуса все знали, поэтому никто из писарей даже не поднял головы, когда ребята прошли к коридору, ведущему в комнату Главного писца-алхимика. В тесном коридоре было темно, хоть глаз выколи, потому что он поворачивал семь раз туда и обратно, чтобы из комнаты не видно было света. В конце коридора Септимус и Жук оказались в маленькой и абсолютно белой комнатке, освещенной только одной свечой. Комната была круглой, чтобы шаловливые заклинания и чары не застревали в углах. Обстановка была скудная: почти все пространство занимал большой круглый стол, а к стене было приставлено старинное стекло, выше самого Септимуса. Но всего этого Септимус не заметил: его взгляд приковало то, что лежало на столе. Не летающие чары, которые все еще были приколоты к поясу Саймона, небрежно брошенному на столе, а толстая книга, лежавшая рядом.
– Это книга Марсии! – воскликнул Септимус.
– Тсс! – прошипел Жук.
– Но это ее книга, – возбужденно прошептал Септимус. – Марсия взяла ее с собой, когда Дом Дэниел заманил ее обратно в Замок во время Великих заморозков. Она ее обыскалась! – Он взял со стола книгу. – Смотри, это «Противодействие темным силам».
Жук немного растерялся.
– И откуда она у старика Фокси? – спросил он.
– Ну, надолго она у него не задержится, – заявил Септимус. – Я расскажу Марсии, и она сразу придет за ней.
Жук решил про себя, что спрячется куда-нибудь, как только Марсия появится в пределах «Манускрипториума».
– Давай бери чары, Сеп, и линяем отсюда, – сказал Жук, боясь, как бы Хью Фокс не объявился.
Летающие чары представляли собой простую золотую стрелу. Она оказалась меньше, чем думал Септимус, и тоньше. На золоте были выгравированы витиеватые узоры. Перья стрелы из белого золота были немного погнуты. Наверное, поэтому Саймону не удавалось правильно летать. Септимус протянул к чарам руку, но тут под его ладонью что-то зашевелилось. Пояс Саймона увернулся в сторону, превратился в красную змейку с тремя черными звездами на затылке и свернулся кольцом вокруг летающих чар. Змея зашипела и встала на дыбы, готовясь к прыжку.
– А-а-а! – в ужасе заорал Жук и тут же зажал рот рукой, чтобы приглушить свой крик.
Но было поздно. Кто-то в Архиве услышал его.
– Э-э-эй! – раздался чей-то неуверенный голос в седьмом повороте. – Кто здесь?
– Сеп! – торопливо прошептал Жук. – Сеп, надо выбираться отсюда! Живо!
– Э-ге-ге-эй! – снова позвал голос.
– Все нормально, Партридж! – отозвался Жук. – Ученик Архиволшебника просто немного заблудился. Я пытаюсь его вывести.
– А, ладно, а то я забеспокоился. Мистер Фокс просил меня приглядеть за лабораторией.
– Понятно, Партридж. Мы сейчас выйдем. Тебе не надо приходить, – Жук пытался говорить беззаботно, а потом тихо добавил: – Сеп, давай скорей!
Септимус все еще разглядывал змею, которая не желала выпускать летающие чары.
– Здравствуйте, мистер Фокс! – прозвучал эхом пронзительный голос Партриджа.
Септимус и Жук в панике уставились друг на друга.
– Что ты делаешь? Уйди с дороги, Партридж! – ответил раздраженный голос Главного писца-алхимика.
– Ой… Извините, сэр, – пропищал Партридж, – это ваша нога?
– Да, это моя нога, Партридж! И ты на нее наступил!
– Ой, извините, мистер Фокс. Извините, извините!
– Сейчас же вернись за свой стол и прекрати извиняться!
– Извините… То есть слушаюсь, мистер Фокс. Если бы я только мог протиснуться… Разрешите, мистер Фокс? Извините…
– Мое терпение сейчас лопнет…
За то время, пока Партридж протискивался мимо Хью Фокса, извинялся и бежал прочь за свой стол, Жук нажал на большой латунный рычаг в стене. В комнате раздалось негромкое шипение, и на этот раз не змеиное. Под столом медленно открылся круглый люк, и комнату обдало холодом.
– Вниз, живо! – сказал Жук.
Септимус с сожалением посмотрел на змею, которая по-прежнему туго обнимала летающие чары и зашипела еще более угрожающе, приняв звук открывающегося люка за вызов соперницы. И пока торопливые шаги Хью Фокса быстро приближались к комнате, Септимус успел прихватить книгу Марсии и пролезть в люк, а следом за ним и Жук.
Люк с едва слышным шипением плотно захлопнулся над ними. Септимус вздрогнул. Под Алхимической лабораторией холод пробирал до костей, к тому же не было видно ни зги. И кольцо дракона засветилось знакомым теплым светом.
– Какая у тебя штукенция! – восхищенно сказал Жук. – Но вот это получше будет.
Он откупорил маленькую склянку. Внутри лежал плоский камень, излучающий ярко-голубой свет, от которого белые стены вокруг заискрились.
Септимус огляделся, решив, что это какой-то подвал. Ничего подобного! На самом деле они стояли посреди длинного белого туннеля: он тянулся в обе стороны так далеко, насколько хватало глаз.