В 01:22 при выемке буров были получены керны с породой, окончательно подтвердившие существование гипотетического четвертого горизонта. В 02:05 оператор сорок восьмой шнековой доложил старшему смены, что установка все еще не коснулась горизонта, пройдя глубину на четыреста метров ниже расчётной. Старший смены приказал немедленно прекратить бурение и поднять установку с кернами. В 02:10 оператор сорок восьмой доложил об аварии шнекового движителя. Предположительно, горизонтальное смещение пластов заклинило шнек в канале скважины. Оператор попытался извлечь буровую головку с кернами, отделив её от шнека, потягивая трубчатый рукав установкой на поверхности. В 02:23 связь с буровой головкой была утеряна в результате разрыва трубчатого рукава. Были утеряны, помимо шнека и буровой головки, две десятиметровые секции трубчатого рукава, заполненные кернами.

Следующая смена произвела повторную разведку сорок восьмой скважины. В 08:00 на трубчатый рукав был установлен новый шнек с закрепленным вместо буровой головки блоком из инфракрасного прожектора и камеры. В 10:41 шнек достиг предполагаемого места обрыва рукава. Визуальный осмотр не зафиксировал ни остатков шнека, ни трубчатых секций, ни буровой установки. Скважина оканчивалась гладкой стеной породы. Предварительное заключение: шнековая установка потеряна из-за горизонтального смещения слоев в результате геологических процессов. При разработке четвертого горизонта существует риск утери контакта с разрабатываемыми зонами.

15 января 20ху года. 04:00

Старшим глубинной смены должен быть Вонахатс, но накануне он ушел в глубокий запой. Недолго думая, дежурный вписал старшим Скочинского. Скочинский возмутился, но бухгалтер приложил к обходному заранее пробитый квиток со ставкой. Скочинский взглянул на графу «Итого», зажмурился, потер переносицу и, выматерившись, кивнул. Войдя в раздевалку, он нашел там снаряженных в спецовки Чиха и Красина.

– Вонахатс не вышел на смену, – сухо произнес Скочинский и, не глядя на коллег, подошел к шкафу.

– Спился, алкаш, – Чих сплюнул на кафельный пол и растёр по плитке носком ботинка. – Кто на замену? Парамонов?

– Я.

– Б…ть! – Чих переглянулся с Красиным и нервно усмехнулся. – Нас тогда трое в люльке. Я нах не спущусь. По технике положено четыре человека.

– Четвертый будет.

– Кто? – без особого интереса спросил Красин.

– Если не Парамонов, вариантов немного, – прошипел Чих, – студента поставили.

– Стажер в глубинной смене – плохая примета, – не меняясь в лице произнес Красин.

– Ты его знаешь, Саныч?

Скочинский, застегивая молнию спецовки, отрицательно замотал головой. Трое пожали плечами и принялись натягивать кислородные регенераторы поверх спецовок. В самый разгар сложных манипуляций в стальные двери раздевалки постучали. Шахтеры удивленно уставились на дверь. За время работы на «Одиннадцатой» никто никогда не утруждал себя стуком. Здесь работали только мужчины, и все настолько привыкли держать друг друга на виду, что мало кому вообще могло прийти в голову стучаться. Стук повторился. Чих первым вспомнил, что делают в таких ситуациях, и крикнул:

– Да входи, ёп твою!

В дверном проёме показался парень на вид лет двадцати.

– А я туда?..

– Да входи, ёп твою! Туда-туда! Смена через сорок минут начинается. Одевайся, на!

Чих рывком втянул парня за руку и подтолкнул его к шкафу.

– Как звать? – спросил Скочинский.

– Гаценко.

– Имя у тебя есть, Гаценко?

– Андрей.

– Другой разговор, Андрей, – Скочинский улыбнулся уголками губ. – Меня Александром Александровичем. Как станешь годков на пять постарше, разрешу Санычем называть. Это, – он кивнул на Чиха, – Михаил. А мужчинка, что помогает ему, – Алексей. Ты мне скажи, Андрей, в мантиевой шахте хоть раз был?

Парень покачал головой.

– У меня опыт на Марианской радоновой. Глубина…

– Это подводная? – перебил Чих. – Подводная не считается. Видишь?

Шахтер похлопал клешнями перчаток по керамитовой скорлупе панциря, который слой за слоем наваривал Красин.

– Она на порядок толще того, что ты на дне таскал. А там, куда мы спустимся, как яичная скорлупа ощущается.

– Мне сказали, там жидкая среда. То же самое, что и…

– Жидкая, – кивнул Скочинский, – но не вода. Я помогу тебе одеться. Смотри и запоминай, в будущем ты будешь помогать товарищу. Самостоятельно одеться невозможно. Жизнь человека зависит от того, правильно ли ты все сделал. Твоя жизнь зависит от напарника, а его от тебя, начиная от раздевалки.

Скочинский заставил Гаценко раздеться догола, натянуть гелевые памперсы и поверх них надеть герметичную робу, разлинованную трубочками, по которым бежал фреон. Между кожей и спецовкой не должно оставаться воздушных пузырей. Гидрогель из спецпамперсов плотно облепил промежность и зад. Поверх спецовки надевалась мудреная система регенерации кислорода, емкости с фреоном, баллоны дыхательной жидкости и прочая мелочевка. Когда с ней было покончено, а Гаценко надел шлем-сферу и промазал герметиком шов, пришло время керамитового панциря. Фигура шахтера разительно менялась, когда пластины керамита слой за слоем укладывались и наваривались. Поверх панциря шаровая плечевая опора шлема и второй глухой шлем без забрала. Когда Гаценко стал напоминать шарик на круглых ножках, Скочинский взял болгарку и до зеркального блеска отполировал все швы, чтобы уменьшить напряжение.

– В жидком металле света нет, пользуемся сонаром. Жидкостью дышать умеешь?

– Да, – отозвался Гаценко. Он научился дышать кислородной жижей еще работая на глубоководном прииске. Под огромным давлением толщи воды закаченная в легкие жидкость уменьшала вероятность травмы, стабилизируя давление изнутри, как у глубоководных рыб.

Все четверо, закончив шлифовать болгарками швы, двинулись по наклонному коридору вниз к шнековой люльке. Здесь все еще был воздух, но без защитного костюма человек уже не был в состоянии выжить.

Загрузившись в четырехместную люльку, шахтеры подключили к костюмам силовые кабели и кабели связи, а также шланги подачи дыхательной жидкости. Одновременно с тем, как дыхательная смесь полилась, заполняя пустоты костюмов, в пространство люльки заливалась ртуть, уравновешивая давление. Когда насыщенная кислородом жидкость подошла к носу Гаценко, тот сделал самое трудное – подавил рефлекс боязни захлебнуться. Из всего, чему он учился в горном институте, это было самое сложное. Дыхательная смесь заполнила полости желудка и легких, а вскоре и все свободное пространство внутри костюма.

– Готов, – послышался искаженный жидкостью и помехами Чих.

– Готов, – вторил ему до неузнаваемости изменившийся голос Красина.

– Готов, – произнес Скочинский.

Гаценко глубоко втянул ноздрями насыщенную кислородом жидкость.

– Готов.

Скочинский доложил:

– Первая глубинная смена, одиннадцатая мантиевая скважина. Шнековая люлька готова. Личный состав готов. Ожидаем спуска.

– Спуск разрешаю, – раздалось из динамиков среди треска электронных помех, и все четверо почувствовали, как начинает раскручиваться шнек, скользя спиральными полостями по насечённой в горизонте резьбе. Давление и температура нарастали постепенно. Подача дыхательной жидкости в костюмы увеличивалась, пока в какой-то момент не сработали предохранительные золотники, герметично закупорив отверстия. Аммиачный фреон побежал по трубкам охлаждающей системы, но его было недостаточно, чтобы справиться с нарастающей внутри костюмов жарой.

В какой-то момент Гаценко показалось, что черно-белый экран сонара на внутренней поверхности