— Я тебя поняла, — сказала Таня задумчиво, — но понимаешь ли ты меня? Ты не понимал. Я тогда говорила, что не хочу замуж за кого бы то ни было, а не за определенного человека.

Штефан явно не обратил внимания на то, что она сказала это в прошедшем времени.

— У тебя, как и у меня, нет выбора, — сказал он.

— Да, разумеется. Вспоминаю, как-то ты изрек — Василий тогда объявил, что не хочет жениться на мне, — что король вступает в брак не по своему желанию, а по воле долга. Кроме того, меня уверяли в том, что ты обладаешь такой неограниченной властью, что женишься независимо от моего желания. После долгих раздумий меня поразило одно противоречие: если у тебя такая власть, с какой стати тебе подчиняться велению долга? Если ты не хочешь под венец, помолвку можно…

— Я, к твоему сведению, уважаю своего отца, — резко перебил ее Штефан, явно начиная сердиться. — Шандор хочет, чтобы ты восседала на троне, значит, так и будет, черт побери! Если ты когда-нибудь посмеешь издеваться над моим чувством долга… Я женюсь на тебе, Татьяна! Ничто не изменит моего решения. Понятно? Ничто!

Удивительно, но это обещание, почти клятва, пусть даже брошенная в запальчивости, обрадовало Таню. И ответ на мучивший ее вопрос она получила — Штефан не собирается расторгать помолвку. Она тоже, но об этом ему неизвестно.

Таня не станет торопиться ставить его в известность о своем решении. Пусть себе гадает и беспрестанно думает о ней. Но еще до приезда в Кардинию она окажется с ним в постели. Это просто неизбежно. У нее не, было сил больше ждать.

Штефан взял Таню под руку и вывел из каюты. Они прошли по коридору к палубе, спустились по трапу, и за это время он не проронил ни слова. Но Таня решила во что бы то ни стало расшевелить его сегодня же, узнать, о чем он думает. Для этого она готова была даже рассердить его. К счастью, поблизости не оказалось его друзей, которые могли помешать затее. Лазарь и Андор наблюдали за погрузкой багажа и явно собирались ехать в другой карете. Из их разговора Таня поняла, что Василий занимается продажей корабля — он ни к чему теперь королю Кардинии. Страна не имеет выхода к морю, и ей не нужен флот.

Штефан усадил Таню в карету и сам сел рядом. Он молча уставился в окно.

— Ты так волнуешься, Штефан, — заметила Таня. — Почему?

Ответа не последовало. Она проследила за его взглядом: Штефан наблюдал, как слуги грузят чемоданы.

— Это все одежда? — весело спросила девушка. — Столько красивых вещей! Они действительно придают тебе величественный вид, подобающий королевской особе.

Молчание.

— Ты был прав, Штефан. Подобные наряды слишком привлекли бы к вам внимание на Миссисипи.

— О чем ты, Таня?

Задал вопрос, даже не взглянув на нее. Пусть.

— Да так, ни о чем. Просто я понимаю, почему ты не открыл тогда свой второй чемодан. Нарядившись, ты бы в Америке выглядел белой вороной. Правда?

Тане очень понравилось, как Штефан был одет в этот день. По стилю одежда напоминала военную: плотно облегавшие ноги лосины, заправленные в высокие черные сапоги, длинный бархатный черный мундир, расшитый золотым шнуром и перехваченный богато украшенным широким поясом. Сбоку к поясу была пристегнута сабля в серебряных ножнах. Поверх костюма на Штефане красовалось бархатное черное широкое пальто — или шинель, как ее назвал Иошка, — отороченное соболем. Завершала ансамбль соболья шапка. Наряд, конечно, произвел на Таню огромное впечатление, и она еще в каюте едва сдержалась, чтобы не дотронуться рукой до мягкого бархата мундира или до пушистого меха роскошной, воистину королевской шинели.

Штефан по-своему ответил на замечание Тани насчет странной одежды кардинцев:

— Выгляни в окно. Мы как раз едем по улице, и ты можешь посмотреть, как одеты прохожие.

Он оказался прав. Для Тани было удивительно видеть теплые, непривычные для ее глаз южанки наряды.

Страна, в которую они прибыли, называлась Пруссией, и это была как раз ее восточная часть, которая, как она слышала, была ранее территорией Польши. Жители, в основном поляки, были одеты весьма своеобразно. Таня никогда не видела раньше, чтобы люди надевали на себя столько вещей сразу — накидки с прорезями для рук, застегнутые только сверху и разлетавшиеся от ветра, под ними — куртки или жакеты с пышными рукавами, юбки, жилеты, шляпы с повязанными сверху шалями…

— Теперь я понимаю, — сказала Таня и потеряла интерес к происходящему на улице: ей важно было продолжить беседу со Штефаном. — Знаешь, я столько узнала о тебе во время путешествия. Мне даже кажется, будто мы сто лет знакомы.

Выражение лица Штефана не изменилось, но в глазах появилось явное беспокойство — он же не знает, что именно стало ей известно! Она заметила, как заиграли желваки на его щеках. Прекрасно. Надо продолжать разговор и вывести его из оцепенения, лучше всего заинтересовать разговором.

— Лазарь рассказывал мне о моем отце, но смог поведать немногое. Я узнала, что отца очень высоко ценили в стране. Оказывается, он продолжал традиции своих предков — всеми силами и способами защищал государство от Османской империи, которая подчинила себе многие страны Восточной Европы. А твоему отцу тоже удалось держать границу на замке?

— У нас заключено несколько важных договоров с турками, и мы с ними в приличных отношениях. Династия Яначеков придерживалась особого принципа отношений с побежденным государством, — а мы когда-то выиграли войну с турками, — предлагала дружбу. Барони придерживаются той же политики.

— Понятно. Но мне все же хотелось бы побольше узнать о моей семье. Лазарь посоветовал мне обратиться к премьер-министру Максимилиану Даневу, который лично хорошо знал отца. Но ведь и ты можешь рассказать мне о том чудовище, которое убило всех членов семьи, включая отца? Так мне сказал Лазарь.

Штефан удивленно взглянул на Таню.

— Ты до сих пор не знаешь толком, почему тебя вывезли из страны и спрятали? Василий мог…

— К нему я бы и обращаться не стала с такими личными вопросами, — перебила Штефана Таня. — Ты — , другое дело, ты — мой будущий муж.

Штефан поразился этим словам еще сильнее.

— Ты согласна на это? Таня передернула плечами.

— Посмотрим. Это зависит не только от меня.

— От кого?

— От тебя.

— Каким образом?

Штефан прямо впился в нее взглядом, девушке даже стало не по себе.

— Ну, я не знаю. Ты мог бы, например, начать уверять меня в том, что мечтаешь на мне жениться, что ты жить без меня не можешь, что смертельно влюбился…

Он нахмурился, и Таня, покраснев, опустила глаза. Она хотела сказать все это очень серьезным тоном, но получилось слишком игриво, а значит, фальшиво. Таня никогда не кокетничала, и он не знает ее такой, да и она сама в себе не замечала этого. Теперь Штефан считает, что она дурачит его.