Принцесса - Джоанна Линдсей

Кардиния, 1835 год

Кронпринц Кардинии спешил в покои короля. В небольшой гостиной перед самой опочивальней его встретил Максимилиан Данев. Взглянув на графа и оглядев родные стены, принц вспомнил годы своего детства. Именно сюда призывал король своего проказника-сына, чтобы заслуженно, а иногда и нет, наказать его. Никому, кроме графа Данева, не позволялось находиться в этой гостиной во время довольно бурных разговоров царствующего родителя со своим наследником, и, надо заметить, графу удавалось умерить пыл обоих. Данев всегда был самым близким другом короля, его главным советником и наперсником, а теперь занимал пост премьер-министра.

Граф обратился к принцу. Говорил он, как обычно, с твердостью и спокойным достоинством, в его речи проскальзывал едва уловимый румынский акцент.

— Весьма признателен вам, ваше величество, за то, что вы так быстро приехали. Я опасался, что вас придется разыскивать по всем цыганским таборам в округе.

В его словах прозвучал плохо скрываемый упрек. Макс в большей степени, чем сам король, не одобрял довольно разгульный образ жизни принца. Но на этот раз замечание графа не произвело на молодого человека никакого впечатления. Принц с волнением отметил, что Данев, обращаясь к нему, сказал «ваше величество», а не «ваше высочество».

— Боже мой! — воскликнул принц, побледнев. — Отец жив?

— Да, разумеется, Господь с вами! — поспешил заверить Максимилиан, сам ужаснувшись этому предположению.

Граф проявил неосторожность — ведь принц не был готов к тому, чтобы выслушать эту важную новость. Штефан Барони, кронпринц, должен был знать все.

— Король Шандор, — продолжил граф, — официально, в присутствии великого визиря Турции, отрекся от престола.

Принц вспыхнул:

— Как посмели меня не пригласить на столь важную церемонию?

— Посчитали, что ваши протесты окажутся неуместными…

— Непременно так бы и сделал! Но что случилось, Макс? Доктора отца утверждали, что дела идут на поправку. Выходит, они мне солгали?

— Королю действительно стало лучше. Но несмотря на улучшение, ему уже не под силу управлять государством. Болезнь сердца — дело нешуточное, и в шестьдесят пять лет, увы, она неизлечима. Вам же известно заключение докторов: малейшее волнение может пагубно сказаться на хрупком здоровье короля.

Эти слова болью отозвались в сердце принца, но он мужественно скрыл свои страдания. Опустив глаза, он вспомнил, что Макс действительно говорил ему о тяжких последствиях болезни короля, но он тогда отказался верить в непоправимое. Ни один ребенок не может смириться с мыслью о возможной смерти отца. И принц продолжал надеяться. Тем более что доктора вселяли в него эту надежду, хрупкую, зыбкую надежду, как он теперь понимал…

— Меня вызвали по высочайшему повелению для того, чтобы объявить королем? Короновать, хотя сам нынешний монарх еще жив? — с горечью спросил принц.

— Я понимаю ваши чувства. Но ничего нельзя поделать. Таково желание короля.

— Ведь ты можешь заменить его! Так было всегда, когда он покидал страну. Отец не должен оставлять престол при жизни!

Максимилиан печально улыбнулся:

— Вы действительно верите, что ваш отец сможет оставаться в стороне от дел, которыми буду в его присутствии заниматься я, его слуга? Чтобы прожить в покое, он должен перестать быть королем. Вот единственный выход, и он хорошо понимал это, отрекаясь от престола. Вас призвали во дворец короноваться. Вернее, это одна из причин.

— А что же еще?

— Вы узнаете обо всем от самого короля. Ступайте, его величество ждет вас. Но позволю себе предупредить: не вступайте с ним в ненужные споры. Что сделано, то сделано, ничего не изменишь. Он, находясь в здравом уме, сам пожелал отречься и теперь рад этому. Вы — его гордость и утешение, вам вверяет он страну. Выслушайте его смиренно, а если и возникнут у вас какие-либо возражения, лучше выскажите их потом мне. Я всегда готов помочь вам, ваше величество.

Макс, несмотря на высокий сан собеседника, говорил с ним назидательным тоном, очевидно, желая тем самым подчеркнуть, что в их отношениях ничего не меняется. Он будет с преданностью и любовью служить сыну своего повелителя, не страшась приступов королевского гнева и негодования. С этим он всегда справлялся, проявляя стойкость и трезвость суждений.

Вспомнив о том, каким король бывает в ярости, принц не без волнения приблизился к дверям опочивальни. Следует, очевидно, послушаться Макса и не спорить с отцом. Теперь принц сам стал взрослым мужчиной и научился держать себя в руках с людьми любого положения и сана. Тем более не пристало ему ссориться с больным отцом.

Бывший король Кардинии возлежал на подушках в огромной кровати, возвышавшейся посреди просторной спальни. Величественное ложе, к которому вели несколько широких ступеней, было покрыто богато расшитым шелковым покрывалом. Бархатный балдахин приподнят с обеих сторон золочеными шнурами, а над изголовьем красовался сияющий королевский герб. В комнате царил полумрак, шторы на окнах приспущены, горело только несколько канделябров, свет от которых отражался на блестящем мраморном полу. Принц обвел взглядом до боли знакомую комнату: от пола до потолка все те же великолепные картины лучших европейских мастеров, те же изящные кресла и зеркала в резных рамах. По богатству убранства королевская спальня не уступала роскошным залам и гостиным всего дворца. Там взорам неискушенных посетителей представало столько золота, серебра, дорогих тканей, хрусталя и диковинных предметов, что они просто диву давались — откуда в таком сравнительно небольшом государстве, как Кардиния, такие несметные сокровища? А дело в том, что Кардиния стала одним из богатейших государств Восточной Европы благодаря своим многочисленным золотым приискам.

Король прервал затянувшееся молчание.

— Ну вот ты и здесь! И вид у тебя свирепый! — проворчал он. — Помнится мне, что ты напугал до смерти одну мою любовницу, когда взглянул на нее так, как сейчас.

— Да, но только после того, как она велела мне не попадаться ей на глаза, — парировал принц.

Шандору стало не по себе от реплики сына, но он на минуту забыл, что между ними давно существовало молчаливое соглашение — не касаться подобных тем.

Поэтому король поспешил заговорить о другом, более важном.

— Макс, наверное, тебя успел подготовить.

Только если он наболтал слишком много, я укорочу ему язык.

— Он только сказал мне, что теперь я король..

— Понятно.

Шандор оставил без внимания резкий тон ответа принца. Старый король устало откинулся на подушки и поманил сына рукой:

— Иди сюда, посиди со мной, как бывало. Принц с готовностью поднялся по ступенькам и устроился полулежа в ногах огромной кровати. Подперев голову рукой, он внимательно смотрел на отца, замечая, как болезнь изменила его черты. Шандор почувствовал, что сын не собирается спорить по поводу свершившегося отречения от престола и отказываться от короны. «Вот и хорошо!» — — с облегчением подумал он. Ему нелегко далось это решение, но он считал его единственно верным и для себя, и для страны. Это решено, теперь можно обсудить с принцем более тонкие и важные вопросы.