А уж знакомить их сейчас, на улице, показалось Юле тем более глупым. Она решила оставить это на потом.

Надя достала из кармана нечто похожее на пластиковую карточку и сунула в невидимую щель в стене, слева от массивной застекленной двери, после чего раздался мелодичный короткий звонок, дверь открылась, и они вошли в тут же замерцавший мертвенным сиреневым светом холл.

– Проходите, моя собака в другом крыле, с Розмари, так что ничего не бойтесь. Дом большой, мне самой потребовалось довольно много времени, прежде чем я здесь освоилась, но потом поняла, что он – как живое существо, или принимает, или нет… Но меня он принял. Должно быть, Кристиан знает секрет, как сделать так, чтобы только что купленный дом полюбил свою новую хозяйку…

Юля шла за Берестовым, торопливо следующим за Щукиной, стараясь не отставать. Кто бы подумал, что у беременной женщины такая прыть? Надя шла по полутемному коридору к лестнице очень быстрым и бодрым шагом, словно кто-то другой только что с трудом выбирался из машины. На лестнице вспыхнул свет, дальше засиял и холл второго этажа; в распахнутые двери гостиной троица вошла почти одновременно, настолько они оказались широки, и остановилась при виде небольшого круглого столика, накрытого явно на одну персону и свидетельствовавшего о том, что, очевидно, и Надя, хоть и предупрежденная Лешевичем о предстоящей встрече с Земцовой, до последнего не верила в ее реальность, а потому распорядилась приготовить ужин только для себя.

– Надя, – охрипшим от волнения голосом сказала Юля, – я не представила тебе моего спутника… Прошу меня извинить, – она повернулась к Берестову, который встретил ее понимающим и довольно миролюбивым взглядом, – это Игорь.

– Да брось ты, Земцова, какая мне разница, как зовут твоего любовника…

Надя произнесла это не зло, а просто словно они все трое были знакомы уже много лет, как если бы вместо Берестова здесь стоял дружок Шубин, но от этого «какая мне разница…» Юле вдруг стало трудно дышать. Она слышала, что люди со временем меняются, но не до такой же степени! И она бы ответила Наде соответствующим образом, но не имела права сейчас осложнять их и без того сложные отношения.

– Игорь, или как вас там, не сердитесь на меня, но это все тоже сплошные условности… – Надя сняла с себя пальто и бросила его на стоящую возле стены маленькую кушетку, после чего жестом предложила своим гостям последовать ее примеру. – Надо было раздеться внизу, но я как-то слишком быстро забралась сюда… Знаете, наверное, я проголодалась, пока мы ехали. Вы вот не заметили, а ведь я в вашей дурацкой гостинице практически ничего не ела. Думаю, что это от волнения: не каждый день к тебе приезжают такие гости… Юля, расслабься и не считай, что я тебя обманула и привезла к чужим людям. Здесь живу я и временами Кристиан – мой жених. Ах да, чуть не забыла, еще Розмари, но я ее воспринимаю как мебель, я пользуюсь ее услугами и стараюсь не думать о том, что она тоже человек. Считаю, что ей крупно повезло: она живет в доме, заметь, МОЕМ доме, питается за мой счет, да еще и получает за это прилично…

– Ты здорово изменилась.

– Нет, я всегда была такой. Игорь, хотите выпить?

* * *

Как ни сопротивлялся Берестов, его все равно без церемоний, предложив ему только выпивку, отправили спать. А Надя, все же разбудив свою «этажерку» (так в последнем варианте прозвучала мебельная сущность ее служанки, или экономки, Розмари – она и сама не могла точно определить, с кем же ей приходится жить под одной крышей и кого она упорно не хочет считать живым существом), заставила ее подогреть молоко и принести еще один прибор, для Земцовой.

– Могу себе представить, что ты обо мне думаешь… – проронила Щукина, дождавшись, когда Розмари выйдет из гостиной. – Что я, такая свинья, бросила Крымова, сошлась с богатым французом и превратилась в злую и циничную бабу… Но это не так. И такой, какую ты сейчас видишь перед собой, меня сделал твой обожаемый Крымов. Это он бросил меня, когда у меня начался токсикоз и я стала похожа на заболевшую и отощавшую мартышку. Ты бы видела меня в начале беременности, когда все мое лицо стало коричневым, тело приобрело освенцимскую трагическую форму, а безобразный живот, вдруг начавший распирать мою одежду, сделал меня сексуально непривлекательной настолько, что твой Женечка потерял аппетит и старался вовсе не смотреть в мою сторону. Да, он продолжал меня любить как человека, как жену, которая ждет его все дни и ночи напролет, которая жарит ему котлеты и варит кофе по утрам. Быть может даже, он уважал меня из-за живущего во мне ребенка, который так изуродовал меня… Но когда это невыносимое дитя, строя внутри меня свой собственный скелет, отобрало у меня передний зуб, сделав из меня отвратительную уродину, терпение у нашего эстета Крымова кончилось, и он ушел от меня. Вернее, он завел себе любовницу. Не беременную, не беззубую, с ангельским лицом и потрясающей фигурой…

– Как вы оказались в Париже?

– Очень просто. Кристиан, через своих русских друзей, вышел на Крымова и пригласил поработать на него…

– Кажется, ты говорила, что вы познакомились с ним у твоего врача-эмигранта?

– Совершенно верно, – невозмутимо ответила Надя, – но прежде, чем мне встретиться с моим врачом, Кристиан как раз и вышел на Крымова, пригласил его в Париж и заодно помог нам с врачом, это же так просто. Русские люди, находясь далеко от России, должны помогать друг другу. Чем мы хуже евреев?

– Ты хочешь сказать, что в Париже есть люди, которые знают Крымова?

– Больше того: они прежде жили в нашем родном С., и многие из них были обязаны своим воскрешением именно Женечке… Ты не забывай, что Крымов спас не одну душу, с небескорыстной помощью Корнилова, кстати… И если бы не они, гнить бы этим «новым французам» на нарах. Так вот, я отвлеклась. Кристиану необходимо было найти одного человека, который хранил у себя какие-то важные бумаги его покойного отца. До этого Кристиан думал, что и этот человек уже давно умер, а потому ничего не предпринимал для того, чтобы его разыскать. А тут вдруг он случайно узнает о том, что этот тип жив, но живет где-то чуть ли не в Австралии… Словом, будучи и без того человеком весьма богатым, он выманил Крымова из С. (что для него оказалось сущим пустяком!), поручил ему найти этого человека, и, когда Женя его разыскал (но не в Австралии, а в Швейцарии) и даже привез Кристиану нужные ему бумаги, он сразу же расплатился с ним… И все бы этим закончилось, если бы он не увидел меня. Мой организм к тому времени, как все это случилось, словно пришел в себя и принялся рисовать на моем лице румянец, щедро увеличивая мне грудь… Зуб я вставила уже здесь, и, когда Кристиан впервые увидел меня, мы поняли, что полюбили друг друга, и я сказала об этом Крымову.

– Я не верю тебе… Не может быть, чтобы все было так просто: влюбились, и все. Это какая-то игра, и ты мне сейчас все расскажешь…

– Не впадай в истерику. Я, конечно, понимаю, что тебе до сих пор кажется чем-то из ряда вон выходящим и неправдоподобным, что Крымов полюбил меня. Я в твоих глазах некрасивая и глупая гусыня, к тому же еще хитрая и не очень искушенная в физической любви. Все это не так. Просто ни ты, ни я не знаем природу мужчин. Крымов действительно любил меня, любит и до сих пор, особенно после того, как я ушла от него и стала жить с Кристианом (подумай сама, ведь сейчас мой большой живот ласкает не отец ребенка, а богатый иностранец, который, по мнению Крымова, купил меня!). Но вот я не люблю Крымова и сделаю все зависящее от меня, чтобы ты его нашла. Поверь, я не знаю, где он сейчас находится.