– Как я попал сюда? – раздался вдруг за спиной голос Алекса, и Джеф, вздрогнув, выронил сигарету.

Алекс стоял на пороге балкона, ухватившись руками за переплет двери. Глаза его были мутными от выпитого, его пошатывало, однако он довольно неплохо держался на ногах.

– Я забрал тебя из ресторана.

Джеф подошел вплотную, и Алекс шагнул назад в комнату, впуская его.

– Есть что выпить? – спросил он, и Джеф пожал плечами.

– Я тут не живу.

– У нее всегда есть, я знаю. Поищи в кухне.

Джеф вздохнул и отправился на поиски спиртного. Идти в магазин не хотелось, и, найдя в шкафу бутылку коньяка, он обрадовался.

– Пойдет? – спросил он, демонстрируя находку усевшемуся в углу за столом Алексу, и тот удовлетворенно кивнул:

– У девочки всегда был хороший вкус на спиртное. Почти армянский.

– Говорят, ее муж хорошо разбирался в коньяке, – заметил Джеф, откупоривая бутылку.

– Да уж… он хорошо разбирался во многих вещах… только в Мэри ошибся.

– Как она? – поинтересовался Джеф, усаживаясь за стол и наливая коньяк в две рюмки.

Алекс обнял свою длинными пальцами и замер, глядя куда-то в пространство. Когда же он перевел взгляд на Джефа, тот невольно вздрогнул – глаза Алекса сделались совершенно черными и страшными, как два бездонных колодца.

– Ее почти нет. Понимаешь? Почти нет.

Залпом влив в себя коньяк, Алекс даже не поморщился и протянул руку за бутылкой.

– Тебе не хватит ли? – с сомнением протянул Джеф, но, наткнувшись на взгляд этих страшных глаз, понял – лучше не лезть.

– Я должен решить… сейчас должен решить… – пробормотал Алекс, наполняя рюмку.

– Что решить?

– Ты не поймешь… и никто не поймет… а она вот поняла бы. И не осудила бы, я знаю…

Бормотание Алекса становилось все невнятнее, и Джеф перестал напрягать слух и разум – завтра, когда проспится, расскажет нормально. Если, конечно, захочет.

Через три дня Алекс сидел в палате Мэри, смотрел на спящую и думал. В кармане лежал шприц, но вынуть его у Алекса не хватало духу. Следов препарата не обнаружила бы никакая экспертиза, это почти физиологическая жидкость, но дело не в этом. Алекс не мог – физически не мог себя заставить сделать это. Наверное, это будет единственный прецедент, когда лишенный жизни человек станет являться к нему во снах. Алекс точно знал, что не сможет больше спокойно жить – в любом случае. Как раз та ситуация, из которой нет выхода. Все, что ни сделай, обернется против него. Знать, что Мэри живет и мучается, он тоже вряд ли сможет.

Она внезапно открыла глаза, словно почувствовала его присутствие и душевные терзания. Едва взглянув на него, Мэри, кажется, поняла – он сделал то, что обещал, нашел способ, однако что-то смущает его, не дает закончить.

– Не мучайся так. Поверь – будет лучше всем. Ты же сам говорил – нужно поступать так, как подсказывает сердце.

– Не надо, Мэри! – хрипло попросил Алекс, отворачиваясь.

– Ты ведь все понимаешь, да? Мы с тобой одни, нам никто не помешает. Я бы очень хотела увидеть Марго… в последний раз, – слизнув скатившуюся на губы слезу, прошептала Мэри. – Но я понимаю – ей нельзя… ты просто скажи ей, что я… я очень ее любила… скажешь?

Алекс вскочил, не в силах слушать ее тихий шепот, не в силах видеть слезы, катящиеся по щекам. Отойдя к стене, он со всей силы ударил в кафель кулаками и застонал:

– За что, Мэри?! За что ты так наказала меня?!

– Прекрати, – сморщилась она. – Ты никогда не был романтичным мальчиком – так к чему сейчас этот театр одного хренового актера? Я все решила, так давай уже закончим – и каждый пойдет туда, где ему место.

Алекс медленно вернулся к кровати, наклонился и взял лицо Мэри в ладони. Она не плакала больше, смотрела на него распахнутыми голубыми глазами и чуть улыбалась:

– Не бойся. Все будет хорошо.

И он понял – она не отступится. Она все решила. И он не в силах отменить это решение, он не может уйти и предать ее. Не может. Он должен ей помочь – иначе какой он, к чертям, ангел-хранитель?

Вынув шприц, Алекс снял резиновую пробку подключичного катетера и вставил канюлю шприца в горлышко. Мэри наблюдала за ним, чуть скосив глаза в сторону торчащей трубки.

Алекс долго держал палец на поршне, чувствуя себя так, словно в руке у него не обыкновенный одноразовый шприц, а снова снайперская винтовка и палец лежит на спусковом крючке. Еще секунда – и все…

– Не смотри на меня, – малодушно попросил он, и Мэри, сжалившись, закрыла глаза.

Когда пустой шприц вернулся на свое место в кармане пиджака, Алекс вдруг понял – все. Теперь ничего нельзя изменить, исправить, сделать по-другому. И он вынужден сидеть и смотреть, как она умирает.

– Тебе не будет больно, Мэри. Я обещаю. Я сделал все, чтобы ты не почувствовала, – прошептал он, склонившись к ее уху. – Ты просто уснешь, девочка. Уснешь – и все. А дальше только покой…

– Обними меня, – попросила она. – Мне очень страшно…

– Не бойся. Никогда ничего не бойся, пока я с тобой.

Алекс осторожно прилег на кровать и обнял Мэри. Она улыбнулась, не открывая глаз, и тихо прошептала:

– Спасибо… Ты знаешь, а ведь я только сейчас поняла, зачем ты позвонил мне тогда ночью из Лондона, зачем звал к себе.

Алекс зажмурился – не хотел вспоминать нелепый разговор, который по его вине повернул в неправильное русло, и именно поэтому она не приехала. Он не смог уберечь ее от Вартана, не смог спасти. Это только его вина. Алекс вдруг не совсем к месту вспомнил, как Марго рассказывала ему однажды, что Мэри иногда в шутку называет его Синей Бородой. И ведь права – все женщины, которых он приближал к себе, мертвы. Вот и Мэри совсем скоро не будет. И только Марго… Так, может, Джеф прав в своем желании оградить жену от его присутствия? Может, вот тот самый шанс загладить свою пожизненную вину перед ней? Просто взять – и отойти в сторону с той дороги, по которой идет Марго. И это будет его искуплением…

Какое-то время они лежали молча, потом Мэри вдруг забормотала, глядя в потолок:

Над спящим городом моя тоска

Нависла неприкаянною тучей,

Сейчас я знаю – цель моя близка,

И я не пожелаю доли лучшей.

Брожу по темной мрачной мостовой,

Как в речке, над которой сломан мост,

И я – тот самый подлый часовой,

Покинувший безвременно свой пост.[4]

Алекс осторожно приподнялся на локте, чтобы не потревожить ее и не причинить боли, и заглянул в лицо. Мэри прикусила губу и чуть насмешливо смотрела на него.