это доказывает лишь то, что Левенгуку следовало тщательнее чистить зубы, — сказал Харрис. Он отпил лимонной воды, и блеск его глаз дал Мэтью понять, что он еще не закончил с доктором. — Обитатели невидимого мира, — усмехнулся он. — По-моему, это очень похоже на призраков, вы так не думаете?

— Я не собираюсь пререкаться с вами. Не то настроение. — Гэлбрейт прошел мимо Уикса, взял еще один бокал и налил себе лимонной воды. — Молодой человек, — снова обратился он к Мэтью, — почему вы здесь?

— Я…

— Вам не нужно ничего объяснять, — прервал его Харрис. — Дункан, я уже говорил вам, почему собирался привлечь к этому делу мистера Корбетта. Нам нужны мысли и мнение человека, который не связан с этой семьей. — Он повернулся к дворецкому. — Уикс, ты так и не ответил на мой вопрос. У Форбса были еще какие-нибудь… контакты с призраком?

— Нет, сэр, не было. По крайней мере, он ни с кем не делился рассказами об этом.

Мэтью подумал, что пришло время для его собственного заявления.

— Я бы хотел встретиться с Форбсом, если это возможно.

— Невозможно, — ответил доктор. — Я только что дал ему снотворное и, надеюсь, он будет спокойно спать всю ночь.

— Могу я поинтересоваться, что за средство вы ему даете? — спросил Мэтью.

На него уставились холодные темные глаза из-под очков.

— О, стало быть, теперь вы эксперт в области химии?

— Раз уж я здесь, пожалуйста, позвольте мне делать мою работу.

Гэлбрейт презрительно фыркнул и прищурился.

— У вас заметный шрам на лбу. Вы получили его, играя в рогатки с детьми?

Мэтью почувствовал, как щеки предательски заливаются краской. Он решил, что с него хватит этого неуважительного высокомерного отношения. Когда он заговорил, его голос звучал спокойно, хотя все его внутренности были готовы взорваться от гнева:

— Я получил этот шрам от когтя медведя, напавшего на меня во Флориде. Я мог бы умереть, но индейское племя спасло мне жизнь.

Гэлбрейта это не впечатлило.

— И какого черта вы забыли во Флориде?

— Я помогал молодой женщине, которую обвинили в колдовстве, сбежать от своих мучителей и предстоящей казни. Она была невиновна, и ее оклеветали злоумышленники. У меня нет никакого желания распространяться об их действиях и мотивах. О, кстати, я убил того медведя кинжалом. Может, вы хотите еще что-нибудь узнать обо мне?

Доктор молчал.

Харрис первым нарушил напряженную тишину.

— Какой у вас размер ботинок? — спросил он.

Уикс прочистил горло и дипломатично отвернулся. Тем временем на лице Харриса показалась хитрая ухмылка. Лицо Гэлбрейта оставалось все таким же непроницаемым и холодным.

— Я полагаю, — продолжил Мэтью, — что вы давали только средство для сна? И не практиковали кровопускание? Один мой друг скончался от чрезмерного кровопускания, так что у меня неприятный опыт с этой процедурой.

— Никакого кровопускания, — сказал Гэлбрейт, дав себе несколько секунд на раздумья. — Однако я действительно полагаю, что Форбсу может потребоваться наладить баланс жидкостей[27], если его состояние сохранится. Что касается снадобья, то оно — моего собственного приготовления. В нем ромашка, сок лайма, опиум и ртуть[28]. — Он посмотрел на Харриса. — Кстати, Симона спрашивала о вас задолго до ужина. Она весь день пролежала в постели и жаловалась на возобновившуюся боль в суставах. Я давал ей снотворное, как вы велели, с добавлением опиума.

— Моя жена, — сказал Харрис с посерьезневшим выражением лица, — как бы так выразиться? Хрупкой породы. Она всегда была слаба здоровьем, но с тех пор, как мы приехали сюда, ей стало хуже. — Он повернулся к доктору. — Она сейчас не спит?

— Если и не спит, то совсем скоро уснет. Вам лучше подняться наверх.

— Конечно. Уикс, пожалуйста, проводи Мэтью в его комнату. Я полагаю, все уже приготовлено?

— Да, сэр, камин уже разожжен, а на койке есть одеяло.

— Хорошо. Ох… Мэтью, отец привез сюда свою коллекцию книг. Возможно, она вас заинтересует, вы ведь искушенный читатель. Покажи ему книжный зал, Уикс. А теперь… извините меня, я должен откланяться. До завтра, Мэтью. — Он кивнул и слегка улыбнулся. — Еще раз спасибо вам за то, что приехали. — С этими словами Харрис поднялся со стула, взял канделябр и поспешил прочь из кухни.

Гэлбрейт взболтал лимонную воду в своем бокале и посмотрел на Мэтью поверх очков.

— Тот медведь, должно быть, был очень большой? — задумчиво спросил он.

— Огромный. Хотя у него был всего один глаз, — сказал Мэтью.

— Повезло, что он не оторвал вам голову.

— Он пытался.

— Хм, что ж… раз вы все-таки здесь, вам следует навестить Форбса утром. Вы ведь живете в Нью-Йорке, верно?

— Да, как я и говорил.

— Подумываю как-нибудь в ближайшее время посетить этот город. Слышал, что там живет столько людей, что город похож на гудящий улей.

— Во всяком случае, жужжит он и днем, и ночью, — сказал Мэтью.

— Хорошо подмечено. — Он допил свой напиток и убрал бокал на полку. — Пожалуй, пожелаю вам спокойной ночи. Должно быть, вы за время нашей беседы сочли меня человеком… капризным. Не стану оправдываться, это действительно так. Но дам понять вот что: я ценю Форбса и как друга, и как пациента. Поэтому то, что происходит в этом доме, действует на нервы всем нам. Мне в том числе.

— Вижу, вы хотите закончить беседу. Не хочу показаться назойливым, но, как по-вашему, что именно происходит в этом доме? — спросил Мэтью.

— Бред, — быстро ответил врач. — Форбс винит себя в смерти Мэри. Наверняка Харрис рассказал вам об этом. Он рассказывал вам о самоубийстве Тракстона-старшего?

— Рассказывал.

— Харрис внушил Форбсу, что безумие зародилось в этой семье много поколений назад и продолжает передаваться по крови. К слову, это совершенно не способствует улучшению состояния его брата.

— Я так понимаю, вы не разделяете мнение Харриса?

Гэлбрейт нахмурился.

— «Не разделяю» — это еще мягко сказано. Конечно, у человека