Алик покраснел, побледнел, задышал хрипло, с усилием:

– Завтра… – наконец выдавил он. – В этот… «Красногвардеец» пойдем. Там… два зала «синий» и «розовый», фильмы классные, и кресла… такие… и этот… буфет.

– Хорошо. – невозмутимо кивнула Оксана и вслед по-заячьи дернувшему прочь Алику крикнула. – Колготки не забудь!

– Ты что, с ним… за колготки? – Мышь глядела на Оксану с почти священным ужасом, как средневековая монашка на ввалившегося в келью беса.

– Что – я с ним? – защелкивая замок на портфеле, поинтересовалась Оксана.

– Ты сама сказала! – чуть не плача, пропищала Мышь. – Что у тебя уже бывало! Ну это… которое бывает после кино… Значит, ты уже ЭТО делала? – нажимая на слово «это», пролепетала она.

Оксана поглядела на нее в упор:

– Я много раз бывала в кино. И всегда после него бывало какое-нибудь «после». – и глядя на вспыхнувшую мордочку Мыши, безжалостно добавила. – Например, домой шла, ужинать и спать! Веришь, вот ни единого раза не оставалась в кинотеатре навсегда. – и помахивая портфелем, направилась к двери.

– Ты знаешь, что я совсем про другое говорю! – крикнула ей вслед Мышь.

– Не знаю. А про какое?

– Коваленко! – взвыла Мышь, за спиной раздался грозный, совсем не мышиный топот… и тут же его перекрыл крик «англичанки»:

– А ну стоять! Иди сюда, будешь самостоятельную переписывать!

– Почему? – Мышь взвыла снова, но уже совсем в другой тональности.

– Потому что списывать не надо! Вот здесь у тебя что? Из всего вашего класса время Perfect Continuous знает только Коваленко, остальные написали бы или в Perfect или в Continuous! Думаешь, учителя такие дураки и ничего не понимают? Ты на самом деле половины слов не знаешь, которые тут написаны!

– Можно подумать, мне когда-нибудь с англичанами разговаривать придется! – пробурчала Мышь.

– Никакие знания не бывают лишние! – взвилась англичанка. – Еще Антон Павлович Чехов сказал: «Сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек!»44 Быстро садишься писать другой вариант, если не хочешь двойку!

Оксана показала Мыши язык и выскочила из класса. Побежала вниз по лестнице к выходу: свобода, свобода!

– А Коваленко – голая, гы! – врезаясь в нее всей массой, пробубнил здоровяк Радченко, и его оплывшее, как непропеченный блин, лицо расплылось в глумливой ухмылке.

Оксана ловко, как кошка, цапнула его кончиками пальцев за губы и крепко сжала:

– Тупой, так помалкивай, будет шанс за умного сойти. – и с неожиданной силой отпихнула Радченко от себя. Здоровяк стукнулся спиной об стену, замычал… замычал снова… в глазах его отразился ужас и… он вцепился обеими руками себе в челюсти, пытаясь разлепить намертво склеившиеся губы!

– Что-что? – разглядывая его как энтомолог трепещущую на кончике булавки бабочку, с интересом спросила Оксана. – Что ты там говоришь? Расскажешь? Ну-ну, попробуй… – и с хохотом поднырнув под его кулаком, выскочила за дверь. С другой стороны в захлопнувшуюся створку врезалась тяжелая туша. – Он когда-нибудь говорить теперь сможет? – и сама себе ответила. – Понятия не имею! – и подпрыгивая от полноты чувств, направилась прочь со школьного двора.

***

Передняя дверца звучно хлопнула и с водительского сидения даже не вышел, а скорее «раскрылся», как складной метр, средних лет мужчина. Нелепая длинная фигура и грустная вытянутая физиономия делали его похожим на Дон Кихота, вместо бритвенного тазика напялившего сплющенную до состояния блина милицейскую фуражку. Старенькая форма, потрепанная, будто хозяин в ней регулярно через лес продирался, висела мешком и общий слегка затрапезный вид был вдвойне нелеп на фоне новехонькой, аж блестящей машины, из которой он вылез.

– Ого, дядька Мыкола, а серьезно вы прибарахлились! – майор с интересом разглядывая вытянутые обводы белоснежной «Волги». – Растет, растет благосостояние советских богатырей!

– Та отож, з месяц назад целый караван «контрабасов»45 булавами приголубили. – ответил на рукопожатие приезжий. – Богатый хабар везли: берныклей мороженых два грузовика, яды жабий да кроличий, воду мертвую и живую в скляницах. Веришь, вовкулаче, до работорговли докатились: двух котят говорящих у батькив скрали да у нас тут запродать хотели!

– Вот же люди, чтоб им кот ученый и днем и ночь! – осуждающе покачал головой майор.

– Кабы люди! Абраксасы! Морды петушиные, а туда же! – дядька Мыкола неприязненно сплюнул. – Одна радость: котят возвернули, а з иншего конфиската авто для заставы и прикупили. Вольх Всеславич ци авто свого имени дюже поважает! – он ободряюще похлопал «Волгу» по крылу. – Ладно, давай вже до справы, вовче!

– Сейчас эксперт обещал подъехать, а пока прошу! – майор кивнул, жестом предлагая обойти кинотеатр. Вход во дворик был по-прежнему перекрыт: майор кивнул постовому. – Глядите, дядька Мыкола! – он остановился на краю зловещего багрового пятна. Кровь, еще недавно дымящаяся, теперь намертво присохла к асфальту и казалась скорее старой грязью, но ноздри Вовкулаки шевелились, безошибочно улавливая запах.

– З морской водой перемешалась, кажешь? – приезжий снял фуражку, и присев на корточки, поскреб асфальт пальцем. На широком желтоватом ногте остались бурые чешуйки крови.

– Совершенно точно. – сказали у него за спиной. – 3,5% солености, соответствующее содержания по хлору, натрию, магнию…

– Привет, одиночка! – хмыкнул майор. – Знакомься, дядька Мыкола, наш эксперт!

Мужчины пожали друг другу руки.

– З якого моря водица не определили?

– Вы от меня слишком уж много хотите! – пожал плечами эксперт. – Хотя если официальный запрос будет, можем у океанографов проконсультироваться.

– Наши океанографы знают состав их океанов? – негромко, чтоб его услышал только дядька Мыкола и не слышал эксперт, пробормотал майор. – Схватил он ее вот там – пастью схватил, кровь хлынула сразу, но она еще брыкалась, и он ее выронил… – палец майора сместился, показывая куда, по его мнению, свалилась несчастная добыча. – А сюда уже отлетело, что от нее осталось… куски из пасти. – угол его рта нервно дернулся и тут же лицо снова застыло маской невозмутимости.

– Ежели я тебе скажу, що за останни дни мы не лише визы никому с той стороны не давали, но и следов нелегалов на границе не обнаружено, ты мени, мабуть, не поверишь? – прищурился дядька. – Скажешь, якщо «контрабасы» шастают, так и хтось покрупнее мог за своей надобностью просочиться?

– Со всем уважением, Мыкола Змиевич. Случались уже… прецеденты. – кивнул майор.

– То когда было! – отмахнулся дядька. – То що ж выходыть: змеюкин водный границу перейшов, считай, пид самым носом у нашои заставы проповз, и першим делом в кино пошел? Ну то ладно, кино они дюже любят. И шо? Перекинулся да посередь города давай жрать? Он ее жрет, а она навить не вопит? На ее вереск сюды полгорода б сбежалось!

– Не знаю… – майор пожал плечами – то, что криков жертвы никто не услышал и его смущало. – Мало ли что он