Но такого как я? Такого Витрина Милашек через себя еще не пропускала…

Старейшины это осознают, несмотря на все мыслительные различия с городскими. И долго шепчутся с распорядителями торгов, устанавливая достойный ценник и нагоняя интриги на ожидающих покупателей.

А затем шумному подвыпившему народу Витрины показывают меня. Выводят на помост, врубают пару мощных прожекторов и заставляют лысую зверушку до пояса стянуть штопаный балахон.

Витрина Милашек замолкает, и тишина волной катится по огромному залу, словно холодная ночная тьма по пустыне. Они пялятся на меня, сотни чу-ха, они открывают пасти от удивления и недоверчиво трут крохотные глазки. Кто-то брезгливо морщится, кто-то плюет на пол, кто-то чертит охранные знаки.

Но есть и те, кто охвачен настоящим интересом. Эти подбираются поближе, оттирают праздных зевак, разбирают таблички с номерами и начинают суматошный торг.

Я качаюсь от страха, щурюсь от яркого света и невидящим взглядом пытаюсь перехватить взгляд Джу-бир-Амрата. Молча умоляю его не делать этого. Молча умоляю забрать меня в пустыню, где я буду помогать отстирывать накидки раскаленным песком, где ночью воздух прохладен и колюч, где злобные детишки умеют зашептывать сусликов и каменных жаб.

Мой хозяин не выдерживает этого жалкого молящего взора. Накинув капюшон, Амрат уходит с рынка, и больше я его никогда не увижу…

Мне страшно, жарко, нестерпимо хочется в туалет, я унижен и раздавлен.

Передо мной вскидывают одну табличку за другой, рядом беснуется распорядитель. К финалу торгов остаются лишь трое толстосумов, а от озвученных сумм поджидающие концовки кочевники за сценой радостно подвывают. Все трое претендентов явно при деньгах, кажутся важными персонами и держатся так, словно выиграть у соперника — дело чести.

На очередном повышении цены один со злостью отсеивается. Оставшаяся парочка продолжает торг, причем мой будущий хозяин вообще не скрывает восторга. Еще бы! Он никогда в жизни не видел такую причудливую зверушку, вдобавок способную шить, убирать комнату и — о чудо! — даже разговаривать!

Плечистый, ушастый, высокий и мордатый, с густой черной шерстью и множеством шрамов под ней; он носит вещи только из грубой синей ткани, хотя под курткой виднеется черно-желтая безрукавка. То и дело вскидывая табличку, он без устали дымит странным тлеющим свертком в зубах.

Его отговаривают, это заметно даже сквозь ослепительные зарницы прожекторов. Возле черношкурого крепыша отираются еще несколько чу-ха в похожих клетчатых жилетах. Шипят, советуют, осторожно негодуют. Сумма слишком велика. Он сошел с ума. Зачем ему тратить деньги на это убожество?! На игрушку, которая выглядит так, будто издохнет через день?

Но мой будущий покупатель уже вошел в азарт и лишь небрежно отмахивается. А еще я слышу, как он говорит что-то про доброе предчувствие. И что вообще не привык отступать…

В итоге его оппонент сдается. Раздосадовано машет лапой, бормочет проклятья, сетует на жадность и безумие, и уходит. А победитель откровенно ликует, выпускает огромные облака дыма и довольно потирает широкие ладони. Его помощники идут к распорядителю рассчитываться за необычную покупку. Кочевники за помостом громко возносят хвалу своей удачливости и мудрому решению Джу-бир-Амрата.

Имя своего будущего отчима я узнаю только в особняке-крепости «Детей заполночи», доставленный туда, будто вещь, в тесном багажнике фаэтона…

Глава 12. ОГНЮ ПЛЕВАТЬ

Встречаться решили на мосту Тобу, в гнезде более известном, как Доска Прыгунов. Причина повышенного интереса потенциальных самоубийц к высотной конструкции была проста: южным концом нырявший в Бонжур, ажурный мост соединял почти отвесные склоны холмов Карига и Хошш, а под ним бурлили сразу несколько настолько загруженных фаэтонами полетных магистралей, что прыжок через перила гарантировал стопроцентную смерть.

На Юдайна-Сити снова навалился мелкий липкий дождь, только усиливший гадливое впечатление на душе после внезапного визита Магды. Высотки спрятались за мутной пеленой, без устали бомбардируя завесу полотнищами сверкающей рекламы. Затмевая звезды, по темному небу красочными миражами плавали ветростаты.

Облокотившись на перила, я задумчиво разглядывал раскинувшиеся меж холмов районы. Ночной город, как обычно, казался красивым, ярким, празднично-пестрым и неугомонным. Его возбуждающие токи пробивались даже сквозь тягостную непогоду, вынуждая беспрестанно оглядываться и жадно впитывать едкий наэлектризованный ритм.

Несмотря на весь гнет, мимолетную жестокость и коварство, Юдайна-Сити сумел покорить и убедить в том, что стал моим домом. И если Красная Вистар в один прекрасный день решится исполнить традиционную угрозу, я стану жалеть не об утраченной жизни, а о том, что больше никогда не пройдусь по этим узким, шумным и болезненно-ярким улицам гнезда…

Обманчиво-знакомый черный «Крейс» подкатил только через десять минут. Точнее, это чуть позже я заметил, что фаэтон все же принадлежит «Желтым котелкам», а в первую секунду (когда транспорт только вынырнул из влажной пелены, включил аварийные сигналы и снизился к пешеходной дорожке) вдруг решил, что Магда что-то разнюхала и вернулась за мной.

Подавив дрожь, я отлепился от мокрых перил и двинулся к проезжей части, но на этот раз в салон меня не пригласили. Выбравшись из фаэтона и брезгливо перешагивая лужи, через невысокое ограждение ко мне перебрался Перстни.

Как и несколько бесконечных часов назад, он выглядел безупречно-холеным, а серебряные кольца загадочно посверкивали. Яркое пятно лимонной шляпы скакнуло, когда чу-ха ловко перемахнул через ограду.

— Скучаешь? — оправляя кожаные полы, поинтересовался модник.

— По вам-то? — я криво улыбнулся, ощутив укол боли в драной скуле. — Места себе не нахожу.

Перстни остановился напротив и сунул лапы в просторные карманы френча. Изучал меня с лукавым прищуром, будто ожидая, что к делу перейду именно я. Не дождался, вздернул лакированный воротник и с вызовом спросил:

— Ты действительно сделал это, Ланс?

Я удержался от очередной колкости. Отвернув лацкан мокрого пальто, сунул руку за пазуху (Перстни слегка вздрогнул, а в его кармане щелкнул предохранитель башера) и вынул кулон. Поднял в раскрытой ладони, но тут же сжал кулак.

— Слушай, ты — красавчик, — с уважением протянул Перстни, осторожно вернув оружие на предохранитель. И многозначительно дернул исполосованной мордой, указывая на мой шрам: — Тяжко пришлось?

— Бывало хуже.

— Кто-то из ублюдков Псины?

— Да просто об дверь ударился.

Перстни улыбнулся и задумчиво качнулся на пятках.

— Ну, пилюльки оплатить тебе точно хватит, — по-отечески успокоил он, перехватывая хвост на изгиб левого локтя, чтобы не касался луж.

— И бонус за оперативность, — бесцветным голосом напомнил я.

— Несомненно, Ланс. — Чу-ха вынул из кармана правую лапу и протянул мне раскрытую ладонь. Кольца сверкали. — Давай.

Я взвесил кулон на ладони и поморщился так, словно силился вспомнить что-то важное. Затем улыбнулся и мечтательно взглянул за перила Тобу.

— Хорошо, — снова оскалился «Котелок».

Отвернулся