«Ауди» катила по Пироговской набережной. У Сампсониевского моста Андрей включил погромче радио: давали информацию о «пробках». Вадим не возражал. Молчал, по сторонам не глядел. Думал.

Перебравшись через мост, машина скатилась на Куйбышева.

У трамвайной остановки Ласковин затормозил, пропуская народ, приглушил магнитолу.

– Допустим,– произнес он,– у меня есть конфиденциальная информация, что некие неформальные силовые структуры намерены ваших подопечных слегка обидеть?

– Мне об этом ничего не известно,– осторожно отозвался Вадим.

Трамвай тронулся. Ласковин с легкостью обошел его, проскочил под желтый – по привычке, спешить особо некуда – и сказал:

– Мне совершенно точно известно: кое-кто настроен очень решительно и хочет отметить ночь с двадцать первого на двадцать второе февраля небольшим армагеддончиком. О котором, кстати, сами господа «свидетели» прекрасно осведомлены, если судить по их афишкам.

– Могу предположить,– мгновенно подхватил Вадим,– что какие-то уголовные структуры недовольны проникновением посторонних на рынок недвижимости. Тем более что посторонние не желают делиться, потому что имеют собственную мощную систему секьюрити. Как, кстати, насчет секьюрити? Ваших уголовников она не смущает?

– Насколько известно мне,– отозвался Андрей,– недовольные рассчитывают раздобыть бронетехнику. Кажется, даже знаю, какую. БМП-2. Это реально?

– Вполне,– кивнул Вадим.

«Ауди» обогнула особняк, подаренный некогда Властью Искусству. Надо полагать, не только за сценические таланты. Символично: в особняке этом не так давно располагался Музей революции, а ныне размещается Музей политической истории.

– Андрей,– продолжал между тем Вадим,– как только вы узнаете, где и в каком месте они рассчитывают приобрести машину и когда и как вернуть ее обратно, если не трудно, сообщите мне. Заблаговременно. Не трудно?

– Запросто,– ответил Ласковин.– Куда вас подвезти, Вадим?

– К метро, пожалуйста.

Перед тем как выйти, Вадим сказал:

– Если вы, Андрей, не заметили: до последнего перекрестка вас вел серый «Москвич».

– Нет, не заметил.

– Тогда обратите внимание. Номер, к сожалению, я не разобрал.

В этот же день Вошь с лыжами на плече приехал в Солнечное. Лыжи, впрочем, не понадобились. Абрек прислал на станцию машину. Теперь они вдвоем (девок Абрек выставил) пили водку. И закусывали как следует – предстоял разговор.

– Андрюху давно знаешь? – поинтересовался директор «Шлема».

Вошь ответил не сразу, подумал, затем кивнул.

– Есть у меня одна мысля… на троих,– проговорил Абрек.– Интересно, что скажешь… – Он взял маленький соленый огурчик, повертел в пальцах и положил обратно.– Короче, идея такая…

Вошь выслушал внимательно, выслушал и покачал головой:

– Андрей не согласится.

– Плохо,– огорчился Абрек.– Сам я не могу. Не одобрит братва. Не по понятию.

А Спортсмен – самое то. Ты только прикинь, какую силу возьмем! С тебя на раз все долги списали бы. Это для начала. А дальше, если мозга есть и крови не боишься… – Абрек остановился. Понял по лицу собеседника: уговаривать без толку.

– Обидно,– сказал он.– Короед нам все концы реально на блюдечке принесет. Обидно, бля!

Вошь налил себе на четверть водки, выпил, запил газировкой, посмотрел задумчиво на стакан и спросил:

– А зачем нам его согласие?

Андрей был старым. Старым и тяжелым. И нес на себе много тяжелого железа. Он поднимался по лестнице, и деревянные ступени скрипели под его тяжестью, скрипели и прогибались. Очень хотелось взяться за поручень, но нет, никто не должен видеть его слабость.

Ругай ждал. Тоже старый и большой. Андрей доверял ему. А Ругай…

Андрей поднялся, остановился, переводя дыхание и уперев мрачный взгляд в изрезанное морщинами лицо. Они были вдвоем. Воины остались внизу. Андрей так приказал.

– Господин… – губы Ругая дрожали.– Господин, я…

Андрей смотрел. И под его взглядом выпрямился старый боец, губы перестали дрожать.

– Убей меня, господин! Моя вина!

– Где он? – устало сказал Андрей.– Веди, покажешь.

– Но… – Ругай заколебался.– Но мы его сожгли. Колдун…

– Знаю,– оборвал Андрей.– К этому веди.

Спускаться легче, чем подниматься. И держаться можно – не видит никто. Только ступени похуже, скользкие, посыпанные трухой.

– Вот,– показал Ругай.– Колдун… А, проклятье богов! Как это? Князь!

Черная, как головешка, тварь в ошметках человечьей одежды метнулась с невероятной быстротой, ударила в решетку, еще раз, еще… Дубовая жердь, вделанная намертво, толстая, как большое весло, треснула, тварь прыгнула пауком – Ругай махнул факелом, закричал. Андрей (он стоял на пути) выхватил меч, рубанул навскидку… и не успел. Старый, тяжелый. Тварь визгнула, отшвырнула его к стене, припечатала угольной лапой, полыхнула красными глазами… и порскнула вверх по лестнице. Раз – и нету ее.

– Господин! – Ругай схватил его за плечо.– Господин, ты цел?

Андрей медленно кивнул. Меч в опущенной руке задел ступеньку, звякнул. Старый стал…

Слезы текли по щекам. Ругай воткнул факел в держалку, вынул меч, упер в живот, под кольчугу, и резко, ничком упал. Рукоять звонко стукнула о камень, Ругай вскрикнул сдавленно, дернулся, скрючился и затих. Андрей долго смотрел на него, потом вздохнул, вложил собственный меч в ножны и полез наверх. Он не мог, как Ругай. У него – Земля. И второй сын, которому всего одиннадцать зим. Он, Андрей, еще поживет…

Вечером двадцать второго декабря Ласковин и Вошь поехали в Солнечное. Оставив машину на платной стоянке километрах в десяти от развилки, они углубились в лес.

Андрею до сих пор не очень верилось, что Вадим сдержит обещание. Не верилось, пока сам не увидел рваный гусеничный след, а чуть позже, поперек просеки, припорошенное снегом чудище.

– Ага,– удовлетворенно сказал Вошь.– То, что надо.

И полез на броню.

Ласковин ждал снаружи, пока напарник шуровал у чудища в брюхе. Боевая машина рыкнула, окуталась вонючим дымом, с лязгом дернулись траки.

Вошь выглянул из люка.

– Сумки давай!

Ласковин передал ему сумки, залез сам, задраил люк. Напарник уже устроился на водительском месте. Железная зверюга рычала и содрогалась.

– Вошь,– позвал Ласковин, повысив голос,– как, порядок?

– Норма! Полный комплект! Ну, пошла, железяка! – и сдержанное рычание превратилось в грохочущий рев.

– Йо-хо! – крикнул Вошь, оскалясь улыбкой.– Мы их достали!