– Придет время и что? – спросила я.

– Никто не знает. Тогда, его соседи называли Люка тикающей бомбой. Никто не знает, что он вычудит в следующий раз. Но, насколько мне известно, он никогда не был жестоким, чтобы начать потрошить тела.

Я быстро соображала, пытаясь понять, какой вывод сделать из новой зацепки.

В это время Брайн закончил разговаривать с мужчиной, и теперь присоединился к нам, усевшись на третий стул рядом со мной.

На лице Брайна читалось удовлетворение и уверенность – неожиданная перемена от недавней мрачности.

– Люк Ордан. Не исключено, что он может быть нашем убийцей, – сказал уверенно Брайн. – Всё, что рассказал про него этот мужик, идеально подходит под портрет нашего преступника.

Я не ответила. Это начинало казаться вероятным, но я знала, что нельзя делать поспешные выводы.

Кроме того, уверенность в голосе Брайна заставила меня занервничать. С того самого момента как я приехала сюда сегодня, я чувствовала, что настроение Брайна очень неустойчивое, что он ходит по краю. Нужно, чтобы он был твёрд, как обычно.

Я повернулась к майору Броуди.

– Сэр, вы не могли бы рассказать, где нам найти этого Люка, это полное безумие верить первому встречному зеваке, но проверить всё же стоит.

– Конечно, – ответил майор Броуди, и продиктовал адрес. – Когда приедете на место, идите прямо по главной улице пока не дойдёте до красного кирпичного дома. Там поверните направо, его дом будет второй справа.

Я сказала на ухо Макларену:

– Оставайся с майором Броуди и всё ему детально доложи о нашей поездке в Виндзор, если он сочтет нужным, пойдешь с ним в качестве сопроводительного лица на пресс-конференцию, видок конечно у тебя оставляет желать лучшего, поэтому, зайди на склад и переоденься в новую форму.

Макларен кивнул.

– Сэр, если возможно, я оставлю Рея Макларена с вами, он получил от меня все наставления. Вот отчет о поездке, – я протянула ему папку. При всём моем уважении к вам, я не выдержу ещё и пресс-конференцию. Офицер Макларен введет вас в курс дела, а мы с вашего позволения вместе с Брайном нанесём визит Люку Ордану, после чего, я попытаюсь как -то доползти до дома.

Броуди безэмоционально смотрел на меня, потом молча кивнул головой.

Когда мы с Брайном стали выходить из управления и подошли к полицейской ленте, на нас набросились репортёры с камерами и микрофонами.

– Департамент полиции уже готово сделать новое заявление?

– Нет, – ответила я.

Мы с Брайном нырнули под ленту и стали протискиваться между журналистами и зеваками.

Другой репортёр закричал:

– Имеет ли новое убийство в Виндзоре отношение к смертям Макса и Элизабет Эвансов и Оливии Браун?

Я присвистнула. Новость о серийном убийце распространилась в мгновение ока.

– Без комментариев, – бросила я журналистам. А затем добавила: – Если будете преследовать нас, я вас всех арестую за то, что вмешиваетесь в расследование. Это называется препятствование следствию.

Репортёры отпрянули. Так мы с Брайном выбрались из толпы и продолжали быстро идти. Я знала, что у них осталось мало времени на расследование, прежде чем нагрянут другие, более настырные репортёры. Похоже, теперь нам придётся иметь дело с пристальным вниманием со стороны прессы.

До дома Люка Ордана было недалеко. Буквально через три квартала мы свернули вправо.

Дом Люка представлял собой маленькие развалины того, что когда-то было домом у которого сильно продырявилась крыша, зеленая краска на стенах облупилась, а переднее крыльцо провалилось. Лужайка перед домом по колено поросла сорняком и травой, а на парковке стоял старый, дряхлый на вид «Рено». Машина, конечно, была достаточно невелика, чтобы перевозить истощённые трупы.

Брайн и я зашли на крыльцо и постучали в стеклянную дверь.

– Чего вам? – раздался изнутри голос.

– Мы говорим с Люком Орданом? – спросил Билл.

– Возможно. А что?

Брайн сказал:

– Это Департамент Управления Нью-Йорка убойный отдел. Нам нужно с вами поговорить.

Одна дверь открылась. За стеклянной дверью, всё ещё закрытой на цепочку, стоял Люк Ордан. То был непривлекательный молодой человек, страдающий от избыточного веса. Из-под его порванной футболки, усеянной пятнами от пищи, торчали волосы, которыми было покрыто всё его тело.

– В чём дело? – спросил Люк раздражённым, дребезжащим голосом. – Вы пришли меня арестовать или как?

– У нас есть к вам несколько вопросов, – сказала я, доставая свой значок. – Не могли бы вы впустить нас?

– С чего бы мне впускать вас? – спросил Люк.

– А с чего бы не впускать? – спросила я. – Разве у вас есть, что скрывать?

– Мы можем вернуться с ордером на обыск, – добавил Брайн.

Люк затряс головой и застонал. Он снял цепочку со стеклянной двери и мы вошли внутрь.

Изнутри дом был ещё более неопрятным. Обои отслаивались, в полу то и дело встречались дыры. Мебели практически не было – лишь стоял ряд стульев с прямыми спинками, да диван, из которого почти вылезли все внутренности. Повсюду стояли тарелки и миски, в некоторых виднелись остатки еды. В воздухе стоял неприятный запах.

Мой взгляд привлекли десятки фотографий, в случайном порядке кнопками прикрепленные к стенам. На них были изображены женщины и девочки в обычной жизни и в естественных позах.

Люк заметил мой интерес к картинкам.

– Моё хобби, – сказал он. – Что-то не так, детективы?

Я не ответила, Брайн тоже ничего не сказал. Я сомневалась, что в самих фотографиях есть что-то незаконное. Все они были сделаны в общественных местах днём, да и ничего непристойного на них не было. И всё же, сам факт фотографирования девочек и женщин без их согласия казался мне довольно мерзким.

Люк сел в деревянное кресло, которое скрипнуло под его весом.

– Вы пришли обвинить меня в чём-то, – сказал он. – Почему бы вам не перейти прямо к делу?

Я села напротив него на другой шаткий стул. Брайн сел рядом на табуретку.

– И в чём, как вы думаете, мы пришли вас обвинить? – спросила я.

Это был способ допроса, который раньше отлично срабатывал. Иногда лучше всего было не начинать с прямых вопросов по делу, а позволить подозреваемому говорить, пока он не загонит себя в ловушку собственными словами.

Люк пожал плечами.

– Одно или другое, – сказал он, – что-то всегда есть. Меня никогда не понимают.

– Не понимают чего? – спросила я, стараясь разговорить его.

– Мне нравятся девочки, ясно? – сказал он. – Какому парню в моём возрасте они не нравятся? Почему люди считают, что всё, что я делаю неправильно, только потому, что я это делаю?