Перекошенная скрипучая дверь отворилась, всунулось маленькоеделовитое рыльце – в общем даже симпатичное, если бы не лысый череп и невоспаленные веки без ресниц – Танга, соседская девчонка.

– Дядя Мак приказали вам идти на площадь! Там уже всесобрались, одного вас ждут!

Гай угрюмо покосился на нее, на тщедушное это тельце вплатьице из грубой мешковины, на ненормально-тонкие ручки-соломинки, покрытыекоричневыми пятнами, на кривые ножки, распухшие в коленях, и его замутило, исамому стало стыдно своего отвращения – ребенок, а кто виноват? – он отвелглаза и сказал:

– Не пойду. Передай, что плохо себя чувствую. Заболел.

Дверь скрипнула, и когда он снова поднял глаза, девчонки небыло. Он с досадой бросил автомат на койку, подошел к окну, высунулся. Девчонкасо страшной скоростью пылила по лощине между остатками стен, по бывшей улице,за нею увязался какой-то карапузик, проковылял несколько шажков, зацепился,шлепнулся, поднял голову, полежал некоторое время, потом взревел ужасным басом.Из-за руин выскочила мать – Гай поспешно отшатнулся, потряс головой и вернулсяк столу. Нет, не могу привыкнуть. Гадкий я, видно, человек… Ну уж попался бымне тот, кто за все это в ответе, тут уж я бы не промахнулся. Но все-таки,почему я не могу привыкнуть? Господи, да за этот месяц я такого повидал – насто кошмарных снов хватит…

Мутанты жили небольшими общинами; иные кочевали, охотились,искали места получше, искали дорогу на север в обход гвардейских пулеметов, вобход страшных областей, где они сходили с ума и умирали на месте от приступовчудовищной головной боли; иные жили оседло на фермах и в деревушках, уцелевшихпосле боев и взрыва трех атомных бомб, из которых одна взорвалась над этимгородом, а две в окрестностях – там сейчас километровые проплешины блестящего,как зеркало, шлака. Оседлые сеяли мелкую выродившуюся пшеницу, возделывалистранные свои огороды, где томаты были, как ягоды, а ягоды – как томаты,разводили жуткий скот, на который смотреть было страшно, не то что кушать. Этобыл жалкий народ – мутанты, дикие южные выродки, про которых плели разную чушь,и сам он плел разную чушь, – тихие, болезненные, изуродованные карикатуры налюдей. Нормальными здесь были только старики, но их оставалось очень мало, всеони были больны и обречены на скорую смерть. Дети их и внуки тоже казались нежильцами на этом свете. Детей у них рождалось много, но почти все они умиралилибо при рождении, либо в младенчестве. Те, что выживали, были слабыми, всевремя маялись неизвестными недугами, уродливы были – страсть, но все гляделипослушными, тихими, умненькими. Да что там говорить, неплохие оказались люди –мутанты, добрые, гостеприимные, мирные… Вот только смотреть на них былоневозможно. Даже Максима сначала корежило с непривычки, но он-то быстро привык,ему что – он своей натуре хозяин…

Гай вставил в автомат магазин, подпер щеку ладонью,задумался. Да, Максим…

Правда, затеял Максим на этот раз явно бессмысленное дело.Затеял он собрать мутантов, вооружить их и выбить Гвардию для начала хотя бы заГолубую Змею. Смешно, ей-богу. Они же еле ходят, многие помирают на ходу –мешок с зерном поднимет и помрет, – а он хочет с ними на Гвардию идти.Необученные, слабые, робкие, куда им… Пусть даже соберет он этих… разведчиковихних – на всю эту армию, если без Максима, одного ротмистра хватит, а если сМаксимом, то ротмистра с ротой. Максим это, кажется, и сам понимает. Но вотцелый месяц бегал по лесу от поселка к поселку, от общины к общине, уговаривалстариков и уважаемых людей, тех, кого общины слушаются. Сам бегал и меня ссобой повсюду таскал, угомону на него нет. Не хотят старики идти, и разведчиковне отпускают… И вот теперь на это совещание надо. Не пойду.

Мир стал светлее. Было уже не так тошно глядеть вокруг,кровь быстрее побежала по жилам, зашевелились смутно какие-то надежды, чтосегодняшнее совещание провалится, что Максим придет и скажет: хватит, нечегоздесь больше делать, – и они двинут дальше на юг, в пустыню, где, говорят, тожеживут мутанты-выродки, но не такие жуткие, больше похожие на людей и не такиебольные. Говорят, у них там что-то вроде государства, и даже армия есть. Можетбыть, с ними удастся кашу сварить… Правда, там все радиоактивно, туда, говорят,сажали бомбу на бомбу, специально для заражения… Были, говорят, такиеспециальные бомбы.

Вспомнив про радиоактивность, Гай полез в свой вещевой мешоки вытащил коробочку с желтыми таблетками, бросил две штуки в рот – скривился отпронзительной горечи. Надо же, какая мерзость, но без нее здесь нельзя, здесьтоже все заражено. А в пустыне придется, наверное, горстями их сосать… Спасибопринцу-герцогу, мне бы без этих пилюль здесь каюк… А принц-герцог молодчина, нетеряется, не отчаивается в этом аду, лечит, помогает, обходы делает, целуюфабрику медикаментов организовал. Между прочим, он говорил, что Страна Отцов –только кусочек, охвостье бывшей великой нашей империи, и столица раньше другаябыла, в трехстах километрах южнее – там, говорит, до сих пор остались ещеразвалины, причем, говорит, величественные…

Дверь распахнулась, в комнату вошел сердитый Максим, голый,в одних черных шортах, поджарый, быстрый, и видно, что злится. Увидев его, Гайнадулся и стал смотреть в окно.

– Ну, не выдумывай, – сказал Максим. – Пошли.

– Не хочу, – сказал Гай. – Ну их всех. С души воротит,невозможно.

– Глупости, – возразил Максим. – Прекрасные люди, оченьтебя уважают. Не будь мальчишкой.

– Да уж, уважают, – сказал Гай.

– Еще как уважают! Давеча принц-герцог просил, чтобы тыостался здесь. Я, говорит, умру скоро, нужен настоящий человек, чтобы менязаменить.

– Ну да, заменить… – проворчал Гай, чувствуя, однако,как внутри у него, помимо воли, все размягчается.

– И еще Бошку ко мне пристает, обращаться к тебе прямостесняется. Пусть, говорит, Гай останется, учить будет, защищать будет, хорошихребят воспитывать будет… Знаешь, как Бошку разговаривает?

Гай покраснел от удовольствия, откашлялся и сказал, хмурясь,все еще глядя в окно:

– Ну ладно… Автомат брать?

– Возьми, – сказал Максим. – Мало ли что…

Гай взял автомат под мышку, они вышли из комнаты – Гайвпереди, Максим по пятам, – спустились по трухлявой лестнице, перешагнули черезкучу детишек, возившихся в пыли у порога, и пошли по улице к площади. Эх!Улица, площадь… Одно название. Сколько же здесь людей разом погибло! Говорят,раньше большой красивый город здесь был – театры, цирк, музеи, собачьи бега…церкви, говорят, были особенной красоты, со всего мира сюда съезжалисьпосмотреть, а теперь – мусор один, не поймешь, где что было. Вместо цирка –болото с крокодилами какими-то; метро было – теперь там упыри, ночью по городуходить опасно… Загубили страну, гады. Мало того, что людей поперебили,поперекалечили – развели ведь еще какую-то нечисть, какой сроду здесь никогдане бывало. Да и не только здесь…