Принц-герцог рассказывал, что до войны жили в лесу звери,похожие на собак, забыл, как называются, умные были и очень добрые зверюги –все понимали, дрессировать их было – одно удовольствие. Ну и конечно стали ихдрессировать для военных целей: под танки с минами ложиться, таскать раненых,переносить к противнику посуду с заразой, ну и всякая такая чепуха. А потомнашелся умник, расшифровал их язык, оказалось, что у них язык есть, и довольносложный, и что они вообще любят подражать, и глотка у них так устроена, чтонекоторых можно было даже обучить говорить по-человечески, не всему языку,конечно, но слов по пятьдесят, по семьдесят они запоминали. В общем, диковинныебыли животные, нам бы с ними дружить, учиться друг у друга, друг другу помогать– они, говорят, вымирали… Так нет же, приспособили их воевать, приспособили ихходить к противнику за военными сведениями. А потом война началась, стало не доних, вообще ни до чего стало. И вот – пожалуйста: упыри. Тоже мутанты, тольконе человеческие, а звериные – очень опасные существа. По Особому Южному Округубыл даже приказ о борьбе с ними, а принц-герцог – тот прямо говорит: нам всемздесь конец, будут здесь жить одни упыри…

Гай вспомнил, как однажды в лесу Бошку со своими охотникамиподстрелил оленя, за которым охотились упыри, и началась драка. А мутанты –какие они драчуны? Выпалили по разу из своих дедовских, бросили ружья, сели изакрыли глаза руками, чтобы, значит, не видеть, как их рвать будут. И Максимтоже, надо сказать, растерялся… не то, чтобы растерялся, а так как-то… нехотелось ему драться. Ну, пришлось мне отдуваться за всех. Обойма кончилась –прикладом. Хорошо, упырей немного было, всего шесть голов. Двоих убили, одинудрал, а троих, раненых и оглушенных, повязали и собрались утром в деревнюнести на казнь. А ночью смотрю – Максим тихонько встает и – к ним. Посидел сними, полечил, как он это умеет, наложением рук, потом развязал, и те, конечно,не будь дураки, рванули когти, только их и видели. Я ему говорю: ты что же это,Мак, зачем ты? Сам не знаю, говорит, но чувствую, что нельзя их казнить. Нилюдей, говорит, нельзя, ни этих… Это, говорит, не собаки никакие и не упыри…

Да разве только упыри! А летучие мыши какие пошли! Те, чтоКолдуну прислуживают… Это же ужас летающий, а не мыши! А кто по ночам подеревням бродит с топотом, детей крадет? Причем сам даже в дом не заходит, адети, спящие, так, не просыпаясь, к нему и выходят… Положим, это, может быть, ивранье, но кое-что я и сам видел. Как сейчас помню, повел нас принц-герцогпоказывать самый близкий вход в Крепость. Приходим – лужайка такая мирная,зеленая, холмик, в холме – пещера. Смотрим мы – господи боже! – вся лужайкаперед входом завалена дохлыми упырями, десятка два, не меньше, причем непокалеченные, не раненые – ни одной капли крови на траве, и что самоеудивительное – Максим их осмотрел и сказал: они же не мертвые, они как бы всудороге, словно их кто-то загипнотизировал… Спрашивается: кто? Нет, жуткие места.Здесь человеку только днем можно, да и то с опаской. Если бы не Максим, рванулбы я отсюда, только пятки бы засверкали. Но если говорить честно, то кудабежать? Вокруг леса, в лесах нечисть, танк в болоте потонул… к своим бежать?…Казалось бы, очень естественно – к своим бежать. Но какие они мне теперь свои?Тоже, если подумать, уроды, куклы, правильно Максим говорит. Что это за люди,которыми можно управлять, как машинами. Нет, это не по мне. Противно…

Они вышли на площадь, на большой пустырь, посерединекоторого дико чернел оплавившийся памятник какому-то забытому деятелю, исвернули к уцелевшему домику, где обычно собирались представители, чтобыобменяться слухами, посоветоваться насчет посевной или насчет охоты, а то ипросто посидеть, подремать, послушать рассказы принца-герцога о прежнихвременах.

В домике, в большой чистой комнате, уже собрался народ.Смотреть здесь ни на кого не хотелось. Даже принц-герцог – казалось бы, немутант, человек, – а и тот изуродован: все лицо в ожогах и рубцах. Вошли,поздоровались, сели в круг, прямо на пол. Бошку, сидевший рядом с плитой, снялс углей чайник, налил им по чашке чаю, крепкого, хорошего, но без сахару. Гайпринял свою чашку – необыкновенной красоты чашка, цены ей нет, королевскогофарфора, – поставил ее перед собой, а потом упер автомат прикладом в пол междуколен, прислонился лбом к рубчатому стволу и закрыл глаза, чтобы никого невидеть.

Начал совещание принц-герцог. Никакой он был не принц иникакой не герцог, а был он полковником медицинской службы, главным хирургомЮжной Крепости. Когда Крепость начали ломать атомными бомбами, гарнизонвосстал, выкинул белый флаг (по этому флагу свои же немедленно долбанулитермоядерной), настоящего принца, командующего, солдаты разорвали на куски,увлеклись, поперебили всех офицеров, а потом спохватились, что некомукомандовать, а без командования нельзя: война-то продолжается, противникатакует, свои атакуют, а из солдат никто плана Крепости не знает, – получиласьгигантская мышеловка, а тут еще взорвались бактериологические бомбы, весьарсенал, и началась чума. Короче говоря, как-то само собой получилось, чтополовина гарнизона разбежалась кто куда, от оставшейся половины три четвертивымерли, а остальных принял на себя главный хирург – во время бунта солдаты егоне тронули: врач все-таки. Как-то повелось называть его то принцем, тогерцогом, сначала в шутку, потом привыкли, а Максим для определенности называлего принцем-герцогом.

– Друзья! – сказал принц-герцог. – Надо нам обсудитьпредложения нашего друга Мака. Это очень важные предложения. Насколько ониважны, вы можете судить хотя бы по тому, что сам Колдун к нам пожаловал ибудет, может быть, с нами говорить…

Гай поднял голову. И верно: в углу, прислонившись спиной кстене, сидел сам Колдун, собственной персоной. Смотреть на него было жутко, ане смотреть невозможно. Замечательная была личность. Даже Максим смотрел нанего как-то снизу вверх и говорил Гаю: Колдун – это, брат, фигура. Был Колдуннебольшого роста, плотный, чистый, ноги и руки у него были коротенькие, носильные, и в общем он был не такой уж уродливый, во всяком случае слово«уродливый» к нему не подходило. У него был огромный череп, покрытый густымжестким волосом, похожим на серебристый мех, маленький рот со странносложенными губами, словно он все время собирался свистнуть сквозь зубы, лицо вобщем даже худощавое, но под глазами мешки, а сами глаза были длинные и узкие,с вертикальным, как у змеи, зрачком. Говорил он мало, на людях бывал редко, жилодин в подвале на дальнем конце города, но авторитетом пользовался огромнымиз-за своих удивительных способностей. Во-первых, он был очень умен и знал все,хотя от роду ему было всего что-то около двадцати лет и нигде он, кроме этогогорода, не бывал. Когда возникали какие-нибудь вопросы, к нему шли на поклон засоветом. Как правило, он ничего не отвечал, и это означало, что вопросчепуховый, как его не решишь – все ладно будет. Но если вопрос оказывалсяжизненно-важным – насчет погоды, когда что сеять – он всегда давал совет и ниразу еще не ошибся. Ходили к нему только старшие, и что там происходило – онипомалкивали, но бытовало убеждение, что даже давая совет, Колдун не раскрывалрта. Так, посмотрит только – и становится ясно, что нужно делать. Во-вторых,имел он власть над животными. Никогда он не требовал у общества ни еды, ниодежды, все ему доставляли животные, разные животные – и зверье, и насекомые, илягушки, – а главной прислугой у него были огромные летучие мыши, с которымион, по слухам, мог объясняться, и они его понимали и слушались. Далее, рассказывали,что он знает неведомое. Понять это неведомое было невозможно, на взгляд Гая этобыл просто набор слов: черный пустой Мир до начала Мирового Света; мертвыйледяной Мир после угасания Мирового Света; бесконечная пустыня с многимиМировыми Светами… Никто не мог объяснить, что это означает, а Мак толькопокачивал головой и восхищенно бормотал: «Вот это интеллект!»