Наконец сомату перестали пятиться и встали, сомкнув щиты.

Враг, решив не тратить стрелы напрасно, положил саадаки на снег, взялся за топоры и пальмы, встал плотным строем и ринулся вперед — люди Нга хотели закончить дело одним ударом, и, загрузив нарты снятыми волосами, побыстрее вернуться домой.

* * *

То, как Ябто сумел спрятать на открытом пространстве по краям острова более полусотни людей, многие считали делом демона, а не человека. Люди Нга еще не сшиблись с сомату, как справа и слева на них густой метелью понеслась смерть. Они поняли, что оказались в петле, остановились на мгновение, но не потеряли духа. Отряд знал, что делать: одним движением подмять стоявших перед ними оборванцев, и, оказавшись на открытом поле, отбежать как можно дальше, ждать, когда враг израсходует стрелы и втянуть его в бой на топорах и пальмах, — в таком бою никто не устоит против воинов Нга.

Они закричали устрашающе и бросились: те, кто был по краям, прикрывали щитами бегущих в середине. Но когда деревянные щиты сомату оказались перед их лицами, будто налетел упругий ветер, и сомату исчезли. Люди Сойму ринулись в стороны, падали в снег, чтобы не попасть под стрелы своих.

Воины Нга оказались перед открытым пространством, ради которого они рвались вперед, — это их погубило.

Край острова уходил вниз, в долину заснеженных валунов, и первые ряды рухнули в нее, не сумев вовремя увидеть опасность и остановить бег. Их перебили без труда, как оленей, плывущих через реку. Участь оставшихся решилась столь же быстро и безнадежно, будто они были юноши, а не лучшие воины великого рода. Луки бесчисленных врагов хрипели в нескольких шагах, и умение ловить стрелы оказалось бесполезным.

Сомату утешили себя после притворного бегства, отрывая по человеку от погибающего войска и поднимая его на пальмы. Один за другим люди Нга ложились в красный снег, и, когда остался последний, Ябто приказал прекратить бой.

* * *

День был короток, но и его оставалось достаточно, чтобы новое племя насладилось добычей. Все, даже самые худородные, оделись в железо, рваные малицы сменили на новые. Потом забирали силу храбрецов, заключенную в сердце и печени, — смеющийся рот нового племени был измазан кровью. В придачу к оружию и одежде победителям достался аргиш — множество оленей и нарт, груженных припасом.

Ябто говорил с пленным — рослым, длинноволосым парнем, немногим старше его сыновей. Пленный глядел и отвечал дерзко.

— Как твое прозвище?

— Сорога. Это ты убил Нойнобу и его семью?

— Я.

Широкий человек смотрел пристально, пытаясь увидеть перемену на лице. Лицо оставалось тем же.

— Ты хороший воин, Сорога. Пойдёшь ко мне? У меня уже есть один из ваших. Видишь того, молодого? — Ябто указал на стоявшего в нескольких шагах Оленегонку. — Он из людей Нга.

Воин даже не глянул туда, куда указал Ябто.

— Это не наш. Наши здесь лежат.

— Могу отпустить тебя. Дать припас, нарты.

После этих слов Сорога рассмеялся беззвучно и сказал, что самому Ябто впору просить о пощаде.

— Не успеет ослабнуть лёд, как за тобой придёт войско, против которого твои выродки, как зверёк евражка против медведя. Они не будут такими же беспечными, как мы. Нашего возвращения ждут через немногие дни. Мы не вернёмся — и скоро все узнают о нашей беде. Все! И не только наш род, другие племена ненавидят тебя, Ябто Ненянг. Зачем дразнишь меня, обещая жизнь, которой ты мне не оставишь? Ты сам мёртв.

Он засмеялся ещё злее, потом замолк — устал.

— Если хочешь сделать мне добро, — сказал он глухо, — убей поскорее.

Ябто снял с пояса нож.

* * *

Короткий день погас. Тьму над островом рассеивал желтый свет костров. Новое племя пировало и славило вождя.

Ябто сидел валуном и ненавидел свой кричащий народ, который мешал ему услышать голос демона за спиной. Но демон молчал.

Подошёл Оленегонка. Ябто взял его за рукав и повёл в свой чум.

— Ты все слышал?

— Да.

— Что скажешь?

— Этот парень прав, как сама правда. Люди Нга смотрели в сторону, когда погибал Хэно. Месть за Нойнобу не удалась. В третий раз они себе не простят.

— Они успеют собрать войско, пока стоит лед?

— Если не нынешней зимой, то другой — точно. Нам не уйти от людей Нга. Но ты помни, великий человек. Ты стал первым, кто победил воинов великого рода. Ты сам сможешь собрать еще большее войско. Пока есть время — пройди по рекам, не жди пока рода и семьи сами выбросят тебе обглоданные кости.

Ябто улыбнулся и сказал, что такой мудрый советчик получит от него все что захочет.

— Хочу немногого, — улыбнулся в ответ Оленегонка. — Только девушку, о которой я тебе говорил.

— Как ее имя?

— Нара.

И демон за спиной широкого человека прервал молчание.

* * *

Ябто забыл о ней.

Дочь, отданная больше двух лет назад в тунгусский род Кондогир, исчезла из его памяти после гибели сыновей и Умы. Он разорвал все прежнее родство и зачинал новый народ, который избавит мир от гнетущего беспорядка. Он уже привык думать о себе, как о единственном, последнем человеке на земле, и вздрогнул, когда услышанное имя напомнило ему, что это не так.

Слава его взлетит еще выше, когда живущие по ветвям Йонесси узнают, кто первым победил воинов непобедимого рода. Но слава, говорил демон, вместе с почитанием рождает страх, и живущие по рекам будут всеми силами избегать встречи с Ябто, и сбор войска займет много времени. А Кондогиры — родственники Ябто Ненянга — они сильны и многочисленны. По родству они будут его союзниками.

Он вернулся на пир и спросил Сойму, часто бывавшего в этих краях, далеко ли устье Срединной Катанги? Вожак сомату показал пятерню.

— Столько дней пути. Но теперь у нас много оленей — значит, меньше.

К восходу солнца Ябто знал, что делать. Позвал Ивнякового, Оленегонку и Сойму и сказал им, что предстоит большая война, в которой нужен союзник, и такого союзника он знает. Он сказал, что без подарков союз не заключить, поэтому пусть его люди не зарятся на самое красивое железо — его следует погрузить в нарты, а себе оставить то, что похуже. Он указал на Ивнякового и Оленегонку и велел им собираться в путь.

— А ты, брат Сойму, останься за меня, — сказал широкий человек. — Не сходи с этого места и, прошу, не убивай никого просто так.

Вожак сомату выпятил грудь и тут же забыл обиду, что придется расстаться с лучшей добычей.

В тот же день аргиш из десятка оленей ушел на север.

Лишь одна дума стесняла сердце широкого человека — о встрече с дочерью. Он не видел своей вины в гибели сыновей, и даже, переломав кости жене, убивал не Уму, а взбесившегося зверя внутри нее. Можно сказать, что так решила судьба, и не ошибиться. Но сама мысль о том, что он увидит Нару и новых родственников не главой семьи и не хозяином стойбища, а человеком, потерявшим всех, кто его окружал, гудела слепнем и мешала Ябто наслаждаться радостью сбывающихся надежд. Он искал предмет, чтобы отогнать слепня, и наконец нашел — вспомнил слова Куклы Человека: «Все люди временами добрые, временами злые. Они непостоянны, и оттого судьба гонит их, как стадо. Выбери что-то одно, не отступай, и тогда побежишь сам, без пастуха».