Я продолжал предаваться своим грустным мыслям, пока мои соратники пробивали дорогу. Как же так получается, что в одном и том же мире живут и практически не соприкасаются коммунально-бытовые страсти и мир ужасных горгулий? Мы привыкли считать их сказками, не веря, что в сказке намек есть на самую, что ни на есть правду. Не верим мы в религию и сказки всякие, вот такие мы атеисты-материалисты. И получается, что с тем неверием выплескиваем из корыта младенца, в котором самая, что ни на есть, неприкрытая правда скрывалась.

Отмахиваемся от бабкиных россказней про леших и домовых. Смеемся над дедовскими страхами про лупоглазых водяных и хвостатых русалок, завлекающих доверчивого путника под прохладную озерную гладь. одпрохладную мовых, смеемся над дедовскими страхами про лупоглазых водяных и хвостатых русалок, завлекающих доверчивого путника Радуемся, что можем вдосталь колбасы по два двадцать купить, да билеты на футбол достать. Живем в своем мире, отринув сказки, и хорошо нам. Может это и правильно.

— Стоп! — негромкий окрик Алексея меня застал врасплох.

— Вышли? — с тайной надеждой спросил я, разобравшись наконец, что мы стоим на месте.

— Не совсем, но шанс есть, — Алексей смотрел прямо перед собой на… аккуратненькую избушку.

Сами собой в голову пришли слова про курьи ножки и «повернись ко мне передом, а к лесу задом». Еще одна невозможная вещь, хотя и совершенно человеческая. На опушке в окружении березок-людоедок стояла обычная избушка, с крыльцом, дверью и окошками, забранными совершенно обычным стеклом. Неподалеку от избушки крутился ветряк-генератор. На крыше избушки красовалась спутниковая антенна, которая меня совершенно добила. Я все готов понять — леших, чертей, Бабу Ягу с Кащеем Бессмертным, но чтобы в глуши, в тайге, посреди Зоны кто-то жил припеваючи и телевизор по спутнику смотрел! В голове не укладывается.

— Так, ребятки, теперь еще осторожнее. Языком не молоть, за мной смотреть, если прикажу, то прямо в окошко прыгайте, выбивайте стекло на хрен. Может статься, что этот подарочек с гнилой начинкой.

— Может зря ты себя накручиваешь, — засомневалась Эва, с надеждой глядя на колодец во дворе, — им там скучно наверное, вокруг глухомань, гостям обрадуются. Накормят, напоят, в баньке… уг-м-м, — она непроизвольно сглотнула, представив, что всего несколько десятков метров отделяют ее от возможности помыться и переодеться, — помоют.

— Ага, помоют, точнее обмоют, чтобы в гроб чистенькой положить! — зло пошутил Алексей и сплюнул в траву под ногами, — Здесь чужие не ходят, здесь все свои! Потопали к дому! По любому врага в тылу не оставляют, без разведки вперед переть нельзя, но и вас одних оставлять, что живьем скормить этим проглотам.

Мы зашагали как были, связанные одной веревкой в грязных вонючих комбинезонах, с хрустом ломая сухие веточки тяжелыми десантными ботинками. Мы не скрывались, да и смысла в том не было — нас давно заметили и оценили. На крыльцо вышел невысокий кряжистый дедок, заросший бородой по уши, приложил к глазам ладонь козырьком, приглядываясь, кого ему черт послал.

— Будь здрав, отец! — сдержанно поприветствовал деда Алексей.

Мы негромко поддержали его своими робкими «Здрасьте!» Дед молча кивнул и не сказал ни слова в ответ, буравя нас по очереди пронзительным взглядом черных глаз. Я инстинктивно проверился на предмет атаки, уж больно неприятен этот взгляд, словно под кожу залезает. Так и есть, стучимся значит, пытаемся прощупать, что за птицы залетели. Дедушка, давай не ссориться, а то больно сделаю, — вежливо намекнул я, выпустив навстречу его серой рыбке злобного аллигатора-охранника. Рыбка вильнула хвостом и смылась. Я нагло сунулся следом, пытаясь прощупать деда, но мой крокодил стукнулся массивной челюстью о непробиваемую бетонную стену защиты. Дед нахмурил брови, сердито глянул на меня исподлобья и помотал головой, словно не советуя мне еще раз пробовать подобные фокусы.

— Чего надо? — буркнул дед, не выказывая ни малейшего намека на гостеприимство.

— Проход нужен. Как я понимаю, ты хранитель? — деловито, без намека на заискивания спросил Алексей.

— Ты кто таковский, чтобы я тебе проходы открывал? — буркнул дед.

— Тебе без разницы каковский я! — начал заводиться Алексей, — Ты правила знаешь! Если я здесь, значит должен обеспечить проход! Или правила изменились?

— Правила говоришь? — дед сплюнул в траву под ногами Алексея, — Вот они где твои правила! Захочу пущу, не захочу — сдохнете тут. Хотя, — осклабился он в плотоядной улыбке, девица пожалуй выживет. Если не дура, то со мной останется. Ты не зыркай, не зыркай, — прикрикнул он на Эву, — тут я хозяин! Не гляди, что стар, в этом деле хлеще меня поискать нужно! — хвастливо заявил дед.

— Дед, приказ забыл, или решил, что…

Вот так штука — перед каким-то старым хрычом стоит два здоровенных мужика, а ему хоть бы хны, он же нас совершенно не боится. На дурака не похож, оружия не видно, неужто на свои природные силы надега? Или…

— Р-р-р-р, гав, — раздалось за нашими спинами.

Вот же черт, за спорами и раздорами не заметили, как за спиной из ниоткуда возникли три здоровенных волкодава. Гавкают негромко, но весомо. Сообщают хозяину, что по первому его слову готовы порвать незваных гостей на порционные блюда. Эва побледнела и инстинктивно прижалась к Алексею. Я напрягся, хотя не мог бы в этот момент ответить честно, что именно меня напрягает более всего — наглый дед-боровик, собаки за спиной или то, что Эва прильнула к Алексею.

— Дурак, — возмутилась мысленно Эва, — нас сейчас сожрут, а ты ревновать придумал.

— Ничего не могу с собой поделать, — виновато вздохнул я, — эти милые собачки мне еще ничего не сделали, а вот Алексей…

— Все равно дурак, — неожиданно мягким тоном резюмировала Эва и мысленно чмокнула меня в нос.

Вот и пойми этих женщин, к одним жмутся, других целуют, сводя мужиков с ума.

— В общем так, касатики, мое крайнее слово такое — баба ваша остается со мной, а вас выведу отсель куда скажете. Спорить бесполезно, пальцем шевельну, вас на клочки порвут, — откровенно издевался старый хрыч, чувствуя собственную неуязвимость.

— А ты шевельни, попробуй! — негромко предложил Алексей, разведя в стороны руки.

У старика расширились от ужаса глаза, он было отпрянул, но уперся спиной в закрытую дверь избушки. Из сжатых кулаков Алексея выглядывали хвостики небольших цилиндрических гранат, на хвостиках мажорно моргали ярко красные лампочки. Елы-палы, когда он успел их достать? Вот и помылись в баньке…

— Одну тебе, хрен старый, другую твоим собачкам, чтобы они подавились всерьез и надолго, — спокойно сообщил Алексей. — Сам понимаешь, нам терять нечего, но и тебе, падла, не жить!

— Это… ты чего… я ж шуткую! — дед моментально сдулся, сжался, как пластмассовая бутылка на морозе, стараясь сделаться маленьким и незаметным.

— Ну, давай теперь свое крайнее слово! — с угрозой в голосе сказал Алексей. — И учти, шуток не понимаю и шутников не люблю!