А я бы вот поглумилась…

– Леди, видно, совсем тяжко приходится на службе в нашем любимом филиале… – растягивая слова, мягко произнес он. Точный смысл я поняла только после перевода Митры. – Раз вам потребовалось обратиться за помощью… ко мне. Не поделитесь своими несчастьями?

Бирлек держал меня взглядом, как крюком, обволакивал спокойствием не хуже слетевшего транса.

Темперамент боевика не подразумевает стабильности, мы порывисты и импульсивны, не всегда способны себя контролировать, тем страшнее моя инстинктивная реакция на него.

Я зарделась, начала внутренне размякать… расслабляться. Перед ним!

Невероятно… жуткий мужик! Бежать от него – бежать!

– Кажется, Митра, советник что-то путает. – Несмотря на трагичность нашего положения, мой голос прозвучал удивительно ровно и с аристократическим достоинством – гордость не позволила бы ответить иначе, и плевать, что это самоубийство.

Он улыбнулся даже немного сочувственно…

Внезапно за спиной раздались слова глашатая:

– Ее высочество царевна Елин, генерал! Просит вашей аудиенции!

Легионеры и охрана засуетились. Командующий неспешно перевел взгляд с меня на набережную, где скромно стояла царевна в своем шикарном платье, бросил что-то Повелителю Огня и поднялся с настила.

Чешуйки на перевязи зазвенели, и я вскочила как наскипидаренная, когда осознала…

– Вы не сделаете последнего хода?! – выкрикнула обвинительно, преградив Бирлеку дорогу. – Вы… не имеете права так поступить!

Я… свихнулась, не иначе. В глубоком мраке сузившихся глаз сверкнуло предупреждение и еще нечто жестокое и властное, заставившее бы заткнуться любого. Даже меня. Но я уже выпалила все, что собиралась, и теперь только пыжилась перед ним, сопротивляясь желанию отступить.

Пока Митра давилась переводом, генерал нависал надо мной огромной скалой, его прохладный взор скользил по моему лицу – подбородку, губам… волосам…

– Не расстраивайтесь, – выразительно шепнул он. – Уверен, возможность проиграть мне снова вам еще подвернется.

Не желая более тратить на меня свое бесценное время, он прошел мимо.

От магии зудели ладони, и я яростно скомкала ткань юбки. Неслыханное оскорбление! Да как он посмел?! Как?! Проклятые воленстирцы! Пекутся о своих непорочных традициях, вездесущем уважении, а на чужие им чихать! Ублю-у-док… он только что отказал мне в возможности с честью закончить партию! Посчитал не стоящей даже этого?! Неполноценной?! Разве я заслужила такое?!

Ненавижу! Ар-р-р!!!

Задыхаясь эмоциями и мерцая силой, я смотрела, как Повелитель Огня достает из сумки несколько золотых пластин, кладет их поверх моей ставки и спокойненько удаляется вслед за своим командиром. А тот уже вовсю общается с царевной! Ее высочество смущается, как пятнадцатилетняя барышня, млеет от мужского внимания… Ар-р-р!!! Горища подвел коня, Бирлек легко взобрался в седло, подсадил царевну и, никого не дожидаясь, умчал ее вниз по набережной.

Я же стояла как помоями облитая… И крыло меня знатно.

Легионеры расходились, Митра всхлипывала от переживаний, на золотые слитки я взирала как на гадких пауков. Это… Это…

– Госпожа…

Мер-р-рзавцы!!! Засуньте себе эти подачки! Проиграла – значит, проиграла! Как посмели?! Ненавижу!!!

Стремительно развернувшись, я рванула к набережной.

– Госпожа-а-а! – закричала воленстирка.

Она совсем ополоумела или как?!

– Я не приму этого! – обернулась на ходу. – Он унизил меня! Я не нищенка какая-то! Ур-р-род лысый!!!

Митра опешила:

– Вы спятили?! Головой ударились?! Мы для этого пришли! Что значит не примем?! Господин Бирлек богат как царь! Ему это ничего не стоит!

– Он унизил меня!

– Тем, что не забрал последнее?! – Она вцепилась в меня. – Ну вы… просто… как Эдварда! Слишком гордая! Если мы не возьмем, сами знаете, что случится!

Да фиолетово мне, что случится!

– Я сдохну, но пальцем не коснусь этих слитков!

– Вы не соображаете, что говорите! Вы играли с генералом, и как играли – я никогда не видела такого мастерства. Думаете, командующий каждому по полкило золота отвешивает?! Вы… даже не понимаете, как вам повезло! Вы благословлены Солнцем, не зря у вас волосы, как свет, белые! Если не желаете трогать слитки – я сама их возьму!

Недостойно выругавшись, я выбралась на мостовую и потопала куда глаза глядят. Давно я не пребывала в таком душевном раздрае. Плохо, мне было очень плохо! Клятая страна!

Вскоре Митра нагнала меня, сумка ее явно потяжелела. Пихнув сигарету в рот, я старалась не замечать студентку, дымила и не смотрела по сторонам. В кластер! Скорее! Все достало!

Но, видно, достало меня сегодня еще не все, что могло.

Внезапно девчонка изумленно охнула, схватилась за сердце.

– О Великое! – воскликнула она. – Не могу поверить! Там… там Виола, госпожа! Смотрите, с кем она! Это… же… это… КАК?!

А? Виола?

Я проследила за ее взглядом и сама обомлела.

Только не это…

* * *

Виола была на себя не похожа – выглядела она почти в точности, как я.

Почти.

Черное платье, пошитое по регесторскому фасону, трещало по швам на груди и бедрах, плечи покрывал белый пуховый платок – где-то наспех раздобытая подделка, похожая на мой палантин, под которым девушка изнывала от жары, а на ногах у нее сверкали стразами туфли на высоченном каблуке.

Изумленно выдохнув, я так и не могла вдохнуть снова, пыталась, но никак не получалось…

Ведь сопровождал ее…

Разумеется.

Все сошлось, и звезды встали.

Ублюдок Тарэзэс.

Вот чьи это проделки…

Хуже такого удара судьбы под конец дня дождаться нельзя, остатки эмоций… и те в фарш.

Расстояние между нами сокращалось. Воленстирец волок Виолу за локоть, издевательски ухмыляясь. С последней нашей встречи он посмуглел, сменил деловой костюм на более подходящий местному климату и массивной фигуре шелковый наряд, и теперь никто уже не посмел бы высмеять его облик. Здесь эта зверюга находилась в своей среде обитания, а значит, была чрезвычайно опасна.

Не дойдя трех шагов, Бадд Тарэзэс остановился. Митра метнулась мне за спину, позабыв все приличия.

– Госпожа… вы… вы… что… знакомы?!

А я не могла отвести взгляда от Виолы. Прежней Виолы – любопытной подхалимки, живой, шебутной сплетницы – больше не существовало, только оболочка от нее, обряженная в безобразные, шутовские шмотки. Но сильнее остального пугали ее глаза – пустые, обезличенные.