О состоянии корпуса весной и летом 1727 года свидетельствует приводимая ниже «Табель», отправленная его командующим в Верховный тайный совет.

Табель о состоянии Низового корпуса полков, коликое число обретается в вышеозначенных местах генералитету, штаб, обер и унтер офицеров, капралов, драгун, солдат и нестроевых на лицо здоровых и больных и в дальних отлучках, и что надобно в добавку в полный комплет явствует ниже сего. Августа 11 дня 1727 года

Пяти командированных полков мая по 1-е число 1727 года

По данным другой «табели», в мае 1727 года экспедиционный корпус насчитывал 4257 больных из 22 160 человек, то есть 19,2 процента. Ситуацию усугубила эпидемия «моровой язвы» — чумы, обнаружившейся уже в начале 1727 года и, несмотря на все принятые меры, перекинувшейся с больными солдатами в Астрахань. В городе пришлось выселять жителей из города «в поле в особые места под караулом» и сжигать дома заболевших — но тем не менее только в июне 1728 года от чумы погибло 1300 человек; всего же жертвами эпидемии пали около 18 тысяч жителей губернии.

В Астрахани и под Царицыном в том же году были созданы карантины, в которых по шесть недель выдерживались все прибывавшие из-за моря, включая и курьеров с донесениями; бумаги переписывались и только тогда доставлялись в Петербург. Шедшие же вниз по Волге суда с пополнением и «амуницией» должны были следовать прямо в море, не приставая в Астрахани. Капитан Афанасий Юшков, явившийся 27 сентября 1727 года с рапортами командующего прямо в присутствие Верховного тайного совета, напугал министров тем, что не имел при себе подорожной с отметкой о пребывании в карантине, и получил приказ немедленно покинуть Петербург и жить карантинный срок в деревне или на «загородном дворе» до получения дальнейших распоряжений. Купцы с шелком и другими товарами из Ирана, неизвестно как оказавшиеся в Москве в августе 1728 года, также были высланы обратно. Только возвращавшегося командующего В.В. Долгорукова Верховный тайный совет в марте 1728 года посчитал возможным избавить от карантина на заставе — под его же ответственность. Новая, хотя и менее сильная вспышка опасной болезни отмечается документами в 1729 году, и только в 1729-м «царицынская застава» была ликвидирована.

При увеличении количества больных Военная коллегия не могла предложить ничего лучше, как затребовать от самих войск сведений, чем их лечить. На это совет офицеров стоявших на Куре полков в июле 1727 года ответил: «Первое, что военная коллегия заблагорассудила о вине горячем, оное, разумеется, к здешним воздухам потребно, к тому ж и перец, которое по утрам надлежит солдатам давать по одной чарке, а больным от поноса с перцом; второе, имеет в присылке быть здесь овсяная мука, которую не сеяв присылать, дабы могла больше времени терпеть, понеже в здешних горячих краях сеянная может скорее прогоркнуть, и из помянутой овсяной муки делать сырой для питья солдатам, вместо квасу, и оное, мнится, питье здоровое и жажду человеке утоляет, ибо в питье солдаты здесь нужду имеют, а паче в жары. Квасы скоро окисают, так что и пить нельзя, а вода в реке зело мутна и пить весьма нездорово; из помянутой же овсяной муки потребно солдатам, а паче больным, варить горячий кисель, в который помалу класть масла коровья. Того ради и масла надлежит в присылке быть; а и студеный кисель из помянутой же овсяной муки делать для пищи солдатской и употреблять с сырым хорошо и, мнится, оная пища легкая, а паче больным, кои хлеба есть не могут. Третье, потребно здесь для вредительного воздуха и чеснок давать солдатам, по небольшому, по утрам, хотя б с переменою — в день по чарке вина, а на другой чесноку; и признаваем, тем может вредительный воздух отбивать; четвертое, надлежит быть в присылке котлов для отваривания воды, бочек или чанов, в чем иметь ту воду, понеже здесь в реке вода всегда бывает мутна, с илом и густа, якобы жидкий кисель, от которой и не без повреждения людям, а колодезей копать не можно, ибо все имеются солончаки… Но токмо здесь, на Куре, место весьма нездорово, понеже низко и земля так наполнена водою, — хотя вершок вскрыть, вода пойдет, а в других местах в крепости и собою выступает, а все соленая; к тому ж от реки и от морских заливов кругом крепости водою заливает и стоит выше рвов, от апреля месяца и по сие число мало не убывает; и от такой сырости, от жаров и от низкого места, разумеется, вред людям не малый».

Из лекарств в войсках в наличии имелись лишь уксус и вино, да и того не хватало; поэтому в декабре 1727 года Верховный тайный совет указал: «…в новозавоеванные персидские провинции в Гилянь, на Куру и в Баку для тамошнего злого и вредительного воздуха людям и тяжкой болезни в Низовой корпус отпускать на всякой год по 6000 ведр вина от Камер-коллегии безденежно». Левашов просил у командующего разрешения истратить на покупку вина «на припарку» деньги из собранных налоговых сумм, и Долгоруков не только позволил, но и приказал из этих же средств выдавать жалованье «персицкой монетой».

Командующий сам побывал на Куре и убедился в том, что это «весьма место злое и неудобное и не менши Гиляни утеря людей». В крепости «все без остатку больны и лежат при смерти», так что лишь «некоторые из урядников и салдат с великою нуждою караул содержат и живут в великом страхе и умирают в сутки ис трех полков человек по 20 и больше». Генерал приказал вывести солдат из крепости «в шалаши». Но и эта мера мало помогла, поскольку «от жаров и от воды духота стала быть; и во многих местах выступает из земли вода, а все солончаки». Войска косили «горячки, лихорадки и цынгота»: в июне заболели 785 человек и умерли 86, в июле — соответственно 877 и 178.

Возможности прилично обустроиться не было: «…и солдатам казарм никоим образом удобных сделать не из чего, понеже лесу нет, и дрова верстах в семидесяти и в восьмидесяти берут с великим трудом и те пенья выкапывают из земли и посылают на щерботах вверх по Куре, и конвой не малый для дров определяется; и воздух зело худой и безмерно жаркий, отчего вышеписанного несносного обстоятельства умножается болезнь и утрата людям».

В 1727 году в лагере на Куре скончались 1804 человека; из 2636 имевшихся налицо солдат и офицеров 1496 были больны. (Согласно другим данным, на Куре от болезней погибли 3360 человек.) Некому было командовать: умерли прибывший с полками генерал-лейтенант Штаф, генерал-майор Никита Шипов, два полковника, три майора, 16 капитанов, восемь поручиков, восемь подпоручиков, восемь прапорщиков, полковые квартирмейстер, поп и лекарь. Остававшийся по чину старшим бригадир Штерншанц командовать не мог, поскольку «стар и не умеет по-русски», а заменить его было некем, «…ис полковников ни одного такова нет, на кого б мошно надеятца», — сокрушался Долгоруков. В сентябре пришлось начать вывод войск с Куры, где был оставлен лишь небольшой гарнизон в 400-500 человек; так была похоронена мечта Петра I о создании в этих краях нового центра «восточной коммерции». Долгоруков с горечью писал, что императора ввели в заблуждение: «А повелено на Куре крепость построить, ради опасения турок, — чаяли, турки захватят на Куре, и крепость учинят, и морских судов умножат, что все не так донесено блаженные и вечно достойные памяти императорскому величеству: не токмо морских судов строить, и дров нет». А потому можно оставить на этом месте «небольшую крепостцу на баталион, и щерботам но препорции людей при них быть, для коммуникации и для укрепления Сальянской провинции и степей, а достальных всех людей вывесть в другие места».