воспользоваться, поэтому желание правителя Тюильри создать королевство Румыния, раскинувшееся между Веной и Петербургом, выглядело многообещающим. С одной стороны, этот вопрос можно было перевести в русло торга, в ходе чего Австрия вместо Ломбардии (отходившей к Пьемонту) на западе получала бы оба княжества на востоке. С другой — с новым румынским государством, язык которого основан на латыни и ориентировавшимся на западные ценности, можно установить дружеские отношения. Если Румыния будет следовать в фарватере французской политики, то это послужит мощным оружием против Австрии. Кавур решил сыграть на стороне Парижа.

В марте 1857 года Австрия под давлением Франции и России вывела войска из Молдавии и Валахии. В том же году в княжествах прошли выборы в государственные советы, на которых неожиданно победили сторонники независимости княжеств. Через некоторое время румынские эмигранты и либеральная пресса подняли шум из-за грубых подтасовок избирательных списков, организованных турками при помощи австрийцев[320]. Это вызвало острую реакцию в Париже. Наполеон III заявил, что Турция не подчиняется решениям, принятым на мирном конгрессе 1856 года. В начале августа 1857 года Франция, Сардиния, Россия и Пруссия прервали дипломатические отношения с Османской империей[321].

Следующая проблема — границы. В конце 1856 года начался спор великих держав о границе между Российской империей и дунайскими княжествами в районе нижнего течения реки Дунай. Союзники, прежде всего Великобритания, Турция и присоединившаяся к ним Австрия, желали отодвинуть Россию от непосредственного соприкосновения с рекой. В ходе работы мирного конгресса Россия согласилась на свободное судоходство по Дунаю, а также передавала Молдавскому княжеству земли в ее устье и часть Южной Бессарабии. Однако демаркации границы не произошло. Этим и воспользовалась Россия.

Городок Болград, располагавшийся в Южной Бессарабии, должен был отойти княжеству. Но через несколько месяцев «выяснилось», что чуть южнее и ближе к Дунаю есть еще один маленький населенный пункт с аналогичным названием. Россия, естественно, потребовала оставить «северный» Болград на своей территории. Османская империя, Австрия и Великобритания воспротивились, указывая на явное нарушение мирного договора. Наполеон III вступился за российские интересы.

В очередной раз Кавур оказался перед необходимостью сделать выбор в международном споре. Под давлением Лондона он согласился, что «Франция и Россия были неправы. Тем не менее, исходя из того, что считалось принципиальным, он предпочел пойти на примирение и поддержать их позицию, но только для того, чтобы снова поменять точку зрения, когда Наполеон III изменил направление своей мысли и попросил Пьемонт голосовать вместе с Англией. Кавур смутился, но согласился разыграть эту „комедию“, хотя некоторые думали, что такое колебание отразилось на его суждениях и, возможно, на его смелости»[322].

* * *

Кавур не был догматиком в большой политике. Он действовал по обстоятельствам и сложившейся обстановке. Скорее всего, в реалиях Италии тех дней и не могло быть иного пути для больших общенациональных свершений. Кавур понимал, какие сложности стоят за процессом освобождения Апеннин от иноземцев и создания единого государства. Часто к таким целям приходят через промежуточные достижения, и, вероятно, самое главное дело — создание единого государства — отодвигается на далекую перспективу.

Глава правительства Пьемонта был реалистом и считал, что формирование общего итальянского государства будет осуществлено в будущем уже его последователями. Сейчас же необходимо укреплять и расширять Сардинское королевство как ведущий инструмент общенациональной итальянской политики.

Кавуру приходилось лавировать, поскольку Пьемонт, географически расположенный в Италии, постоянно находился в центре столкновений интересов великих держав. Главный дипломат королевства предполагал, что с участием этих государств возможны разные внешнеполитические комбинации. Вопрос заключался в том, какая из них могла бы принести наибольшую пользу Сардинскому королевству.

Кавур желал активного участия Великобритании в решении «итальянского вопроса», поэтому его так вдохновила позиция лорда Кларендона на конгрессе в Париже. Но Британия не хотела изменений баланса сил на континенте и упорно делала ставку на Австрию.

Франция пугала своим непостоянством. Исторически Париж участвовал в распределении сфер влияния в Италии, и продолжатель традиций Наполеон III не скрывал своих интересов на полуострове. Он мог помочь, но только для того, чтобы вытеснить австрийцев и занять их место. Еще одной задумкой «сфинкса Тюильри» была замена династии Бурбонов на династию Мюратов на неаполитанском королевском троне. Эта идея многим сторонникам перемен в Неаполе была по душе. На юге сохранилась память о короле Иоахиме Мюрате, женатом на Каролине, сестре великого Наполеона I. За несколько лет правления он вдохнул в южан французский дух свободы и независимости. Многие почувствовали себя не просто неаполитанцами, но и итальянцами.

Теперь же Наполеон III считал хорошей затеей произвести переворот в Неаполе и посадить на трон сына короля Мюрата — Люсьена. Это должно было символизировать преемственность политики Парижа в отношении Италии. Неаполитанское королевство под управлением Мюрата стало бы верным союзником Франции и в целом благоприятно влияло бы на ход дел на полуострове.

Кавур рассматривал разные планы по отношению к своим южным соседям: уход австрийцев из государств Центральной Италии, внутренние волнения и поглощение их Пьемонтом, патриотический взрыв и общая война против Австрии, обмен территорий (Ломбардия — дунайские княжества) и др.

Однако юг Апеннин сильно отличался от севера и центра. Если в герцогствах и Папской области влияние Турина было сильным, то в Королевстве обеих Сицилий оно было значительно слабее. Оторвать Неаполь от «итальянской» политики Сардинии было легко, и это создавало барьер для дальнейшей экспансии Пьемонта. Планы Наполеона III по преобразованиям в Центральной и Южной Италии вносили дополнительный тревожный фактор в и без того непростой «итальянский вопрос».

Кавура это тревожило. В 1856 году в Париже он встретился с Люсьеном Мюратом, и ему не особо понравилась представленная французская идея. Ее можно было принимать в расчет только как первый шаг к активному подключению Франции в итальянские дела на стороне Пьемонта. С другой стороны, поползновения Наполеона III можно было использовать как аргумент в разговоре с Лондоном, который вынужден был что-то предпринять, не желая усиления Парижа на Апеннинах. В этом случае британцы могли бы отойти от проавстрийской позиции и вмешаться в ход дела, создавая конкуренцию среди великих держав.

Как бы то ни было, международное давление на Фердинанда II и прекращение дипломатических отношений Франции и Англии с Королевством обеих Сицилий было хорошей новостью, но мотивировался этот поступок каждым государством исходя из своих расчетов.

Осуждение режима Фердинанда II на конгрессе в Париже, международные санкции и планы по восстановлению династии Мюратов на неаполитанском троне дали надежду всем, кто желал перемен на юге. При этом активизировались радикалы и республиканцы, не желавшие допустить роста влияния иностранцев и укрепления монархического правления. Мадзини вкратце выразил это следующими словами: