Понемногу ускоряясь, мысль четко сортирует события последних дней: отбрасывает несвязанные с этой историей, а нужные аккуратно сплетает в крепкую логическую цепь. И все встает на свои места, вплоть до мелочей. Заранее организованная слежка за Юркой в Саратове с помощью Ирэн и подброшенный к московскому театру труп похожего на него человека. «Случайное» появление спасителя — «Волкова». Кража девицей моего водительского удостоверения и элегантное спасение от гаишников на Алтынной горе. Хорошо работают, что тут скажешь?…

Ухмыляюсь довольному спокойствию Ирэн. Как шутят в нашей бригаде: «Человек — стервятник обыкновенный, говорящий». М-да… Выходит, вчера я чуть не трахнул стервятника.

— Слышь, Мата Хари, — ворчу я с миролюбивой ненавистью. — Мы ж вроде стали друзьями. А с друзьями так не поступают.

— Подумаешь… Между прочим, мертвые друзья — самые надежные!

Хорошая мысль. Надо запомнить.

— А как же он? — киваю в сторону Юрца. — Или согласно твоей теории мертвые любовники самые темпераментные?

— С чего ты взял, что он мой любовник? — огрызается красотка и одаривает дружка презрительным взором голубых глаз. — В жизни не стала бы с таким парнем любовь крутить! Заплатили, вот и… познакомилась.

Последнее подтверждение правильности моих догадок.

Бандиты посмеиваются, слушая наш милый треп. Бунухо о чем-то говорит с «Волковым». А младший Ткач тупо хлопает длиннющими ресницами, переводя взгляд с Ирэн на меня и обратно. Кажется, до гения доходит, кого он пригрел на впалой хакерской груди…

— Дура ты, Ирочка. — Снова сплевываю кровь. — И жить тебе осталось до завтрашнего утра.

— Это почему же?

— Да потому что ночью у костерка эти орлы тебя отымеют, а утром избавятся, как от использованного резинового изделия. Усекла, кукла?

Меня грубо подхватывают под руки и толкают в спину.

— Шагай, полковник!

Юрка пристраивается рядом. Впереди идет «Волков»; за нами остальная компания: Беспалый с тремя дружками и незабвенная Ирэн…

Кавказцы опять что-то бурно обсуждают. Чеченский я худо-бедно знаю. С ингушским дела обстоят хуже, несмотря на его близость к чеченскому. Смотрю под ноги и прислушиваюсь…

Говорят об удачном дне. О дефиците времени и о скором приходе людей из отряда какого-то Якуба. Вижу впереди два рюкзака, оставленных на естественной террасе. Из одного торчит черенок короткой лопаты. Подходим. Меня заставляют сесть на камни. Индивидуальная охрана — два молчаливых «духа» встают рядом; Беспалый с товарищем устраиваются поодаль. «Волков» колдует у рюкзаков и вскоре подает лопату Юрке.

— Копай.

Тот послушно берет инструмент, но не знает, откуда отбрасывать грунт.

— Вот здесь копай, — указывает амбал на кучу мелкого камня у основания скалы.

Парень приступает к работе, а я наблюдаю, как постепенно на свет божий появляется ржавый металлический люк, заключенный в бетонную «оправу». Это означает, что старик Зама пребывал в здравом рассудке, посвящая сына и жену в сокровенную тайну военных лет. Интересно, что же скрывается внутри?

Любопытное созерцание нарушает Ирэн.

— Я перевяжу его, — обращается она к охраняющим меня кавказцам. — Смотрите, сколько с руки натекло кровищи…

Флегматичным ингушам по барабану. И количество крови на камнях, и желание девицы сделать перевязку.

Она присаживается за моей спиной. Не распутывая веревок на запястьях, чем-то обрабатывает глубокие порезы на пальцах и перевязывает ладонь бинтами.

— Спасибо, доктор, — говорю я с сарказмом. — И что бы мы без вас делали?…

Россия, Кавказ, юг Ингушетии

Наше время

Старый металлический люк полностью освобожден от грунта и мелкого камня. Тяжелая створка откинута; из темного жерла тянет кислым зловонием. Покуда проветривается нора, Юрке дают передохнуть, наливают из большого термоса кружку чая, угощают бутербродом. От парня явно чего-то добиваются, раз поставили на приличное довольствие.

Потом Беспалый вынимает из рюкзака здоровый фонарь, включает его. Подхватывает рюкзак, громко звякнув металлическим инструментом; лезет внутрь непонятного сооружения и приказывает Ткачу следовать за ним…

Их нет час, второй…

Я устал сидеть на чертовом камне. Жутко хочется пить, верчу головой.

Приметив мое беспокойство, сбоку подходит Ирэн, достает откуда-то фляжку и поит меня. Она пользуется относительной свободой — ее никто не охраняет, не досаждает окриками или приказами.

Вдоволь напившись, отворачиваюсь — говорить с ней не хочется.

Но так просто от нее не отделаешься.

— Покурить хочешь? — присаживается она рядом на рюкзак.

— Давай…

Она прикуривает сигарету и осторожно вставляет фильтр в мои разбитые губы. С удовольствием затягиваюсь дымком…

— Если вернешься в Саратов — позвони, — слышится ее тихий голос.

— Зачем?

— Долг отдам. Обещаю: тебе будет очень хорошо.

Усмехаюсь ее настойчивости. А еще больше — глупости.

— Во-первых, мое возвращение под большим вопросом и за это великий тебе респект. Во-вторых, ты не в моем вкусе.

— Не нравлюсь? — ломает она тонкую бровь.

— Не, формочки у тебя ничего. И с виду, и на ощупь… Но пираньи, знаешь ли, тоже вполне себе красивые рыбки. До тех пор, пока пасть не раскроют.

Она нервно дергает плечиком.

— Подумаешь…

— И потом, староват я для резвых антилоп.

— Староват? Что-то я не заметила.

— Старость — не радость, маразм — не оргазм. Ее необязательно, Ирэн, увязывать с физической немощью. Старость — это… когда жратва становится важнее секса.

Она с сомнением глядит на меня ясными голубыми глазищами.

— Не сомневайся, — выпускаю клубок дыма, — если случится выбирать между тобой и сытным ужином — шансов у тебя не останется.

— И все же подумай, — манерно выпячивает она нижнюю губку. — Надеюсь, твое мнение обо мне скоро изменится…

Отлично понимаю, на что намекает красотка, пытаясь частично загладить свою вину. Колдуя над порезами моих пальцев, она незаметно сунула под бинт какую-то металлическую хрень — холодную и угловатую. Понятия не имею, что это и какую пользу способно принести. Хочется надеяться, что не пилка для ногтей и не маникюрные ножницы…

Ирэн тушит о камень сигарету и отходит на край террасы. Я же, прежде чем выплюнуть окурок, докуриваю его до самого фильтра — кто знает, представится ли еще возможность подымить?…

Третий час сидим молча на террасе. Изредка из темного жерла тоннеля доносятся то глухие удары по металлу, то громкий голос Бунухо, то жужжание аккумуляторной дрели.