Куртку я оставил в штабе, поэтому до входапришлось учинить пробежку. Ветер нес мелкое снежное крошево, и я подумал: а какбудет садиться самолет из Одессы? Снег, темень, погода — собаку на улицу невыгонишь. Да еще Светлые, поди, постараются, подпортят как смогут. Но еслисамолет не сядет — куда он денется? Перенаправят все-таки на другой аэродром? ВБыково или Домодедово?

Кстати, мысль, надо будет ее высказать Эдгаруили Анне Тихоновне. Чтоб разослали на всякий случай дозорных…

Впрочем, самолет могут завернуть куда-нибудь вКалугу или Тулу. Если там погода получше. А так вполне может оказаться, ведьздесь, во Внуково, явно стараются Светлые метеомаги.

В здании аэропорта было тепло и уютно — послеулицы. Я сразу пошел на второй этаж, к бару, где мы с Борянским как-то вожидании самолета пили пиво, грызли орешки и слушали буквально преследовавшуюнас в той поездке песню про то, что «вот лето пролетело, все осталось позади».

Я не сразу сообразил, что это воспоминание,которых у меня почти и не сохранилось. Откуда вынырнуло оно, из каких глубинмоего сознания? Не знаю.

Я попытался сообразить, кто такой Борянский,но не смог вспомнить даже его лица. А уж куда и зачем мы ездили-летали…Почему-то возникало лишь навязчивое воспоминание, что в его квартире, еще вдавние советские годы, было громадное биде. Правда, не работающее… да идействительно, зачем советскому человеку биде?

Но бар остался именно таким, каким я егозапомнил. Стойка, высокие табуреты, блестящие пивные краны. И телевизор в углу.Только клип по нему крутили совсем другой. Парень с подозрительно краснымиглазами под дождем целовал руку девушке в алом платье. Ну а дальше все пошлокак положено в хорошем триллере — волчьи пасти и так далее. Мне оченьпонравился момент, когда спустя какое-то время парень, почему-то одетый в алоеплатье девушки, вышел в бальный зал и рассыпался на нескольких волков. Ну ипоследний кадр понравился — девчонка блеснула на гостей покрасневшими глазами…

М-да. Вообще-то плохо ребята представляют себеИных-оборотней. Как и привычно модный писатель Пелевин — реальных вервольфов,жадных, прожорливых и неопрятных. Но снято красиво, ничего не попишешь.Наверняка скинулись вервольфы, заплатили продюсеру, повлияли на музыкантов — иполучили красивый, романтичный клип про себя. Вот недавно российские вампирыименно так поступили.

На всякий случай я запомнил название группы —Rammstein, чтобы потом найти и послушать повнимательнее.

Заказав пива и пару гамбургеров, я уселсябоком к телевизору, спиной к залу. В желудке давно уже царило состояние «кишкакишке колотит по башке», и я твердо решил с этим состоянием покончить хотя бычастично.

Светлых я ощутил, едва приступив ко второмугамбургеру. Буквально спиной почувствовал. И тут же закрылся — я уже умел это.Я совершенно точно знал, что они меня еще не засекли.

Все-таки я сильный Иной, хоть и неопытный. Аэти двое были в лучшем случае подмастерьями. Слабенький маг летдвадцати-двадцати двух и начинающий прорицатель. Мне кажется, что будущее явидел куда яснее этого прорицателя — всю бездну возможных вариантов — и точнеесмог бы предсказать наиболее вероятные из них.

Светлые негромко переговаривались; на обоихлежало умелое заклятие отвода внимания, причем достаточно экзотическаяразновидность. Наложено оно было кем-то весьма и весьма сильным.

Я вслушался.

— …уже здесь. Шеф говорит, возможна стычка, —тихо сообщил маг.

— Нас все равно в оцепление прогонят, — уныловозразил прорицатель. — Тем более после Тигренка и Андрея.

— Олег, нам вся сила понадобится, понимаешь?Вся. Без остатка. Коготь не может попасть к Темным — это конец всему. КонецСвету…

— Ой, — возразил прорицатель скептически. —Так уж и конец…

Маг поправился:

— Ну, конец нашему преимуществу. Мы не сможемв ближайшее время прижать Темных.

— А это вообще возможно? — В словахпрорицателя звучал неприкрытый и очень здоровый скепсис. — Тысячи лет Светлые иТемные существуют бок о бок. Тысячи лет воюют. Дозоры уже сколько летсоперничают. А ведь есть еще и Инквизиция, которая не допускает нарушенийравновесия…

Светлые на миг отвлеклись от беседы, подошли кначалу очереди из трех человек и легонько заморочили мозги всем, включаябармена:

— Два десятка гамбургеров и упаковку сока, —велел маг и снова обернулся к собеседнику.

Я тоже притворился замороченным. В сущности,Иные очень беспечны. Особенно молодые. Ощущение собственного превосходства надобычными людьми сильно кружит голову, и только с годами возможно понять, чтоиногда быть человеком гораздо проще и легче, чем быть Иным.

— Все равно будет драка. Мне Антон сказал: уТемных какой-то заезжий кудесник появился — Фарида с Данилой на Страстном однойлевой уделал. И Тигренка он убил. Сволочь…

«Нечего лезть на мирного Темного, — подумал яраздраженно. — Не я за ней гонялся — она за мной…»

Насчет «одной левой» — это Светлые врали. Тастычка дорого мне стоила.

И тут я понял: что-то началось. Светлые как покоманде повернули головы в сторону летного поля и разом ушли в сумрак. Я — лишьсекундой позже.

На летном поле кто-то из Темных встал передзаснеженной полосой, вытянул перед собой жезл; длиннющий язык пламени лизнулстылый бетон. Раз, другой. Маг просушивал полосу перед посадкой самолета изОдессы. А к нему от здания аэровокзала, увязая в сугробах, спешили Светлые.

Выпустив еще несколько языков пламени, магушел глубже в сумрак.

Кажется, это был Коля.

Мои болтуны торопливо свалили снедь вбело-зеленые полиэтиленовые пакеты и рысцой поспешили прочь, топча шевелящийсяковер синего мха.

Привольно ему здесь. Сколько людей, сколькоэмоций… Одного опоздавшего на самолет пассажира хватит, чтобы на сутки обкормитьвесь этот ненасытный стланик.

Я тоже соскочил с табурета, оставив на стойкенедопитое пиво. Сквозь стену аэровокзала происходящее на летном поле былопрактически неразличимо — я видел только смутные тени Иных с цветными пятнамиаур над головами и вязкие сгустки освобождаемой Силы. При этом я продолжалвидеть внутренность зала и людей, что терпеливо ожидали рейсов, расположившисьв пластиковых креслах.