– Не было другой! Не было другой фишки!

– Я видела! Я ее найду, была!

Смеясь, они барахтались на ковре с минуту, прежде чем обнаружили себя в странной позиции: она распластана у него на груди, ее лицо прямо над его, губы слишком близко.

В этот момент Эльконто почти забыл – забыл все, что должен был помнить.

Какие розовые щечки, какие блестящие глаза, а как пахнет ее нежная шея. Почему никогда раньше он не чувствовал, как приятно пахнет ее кожа? Что это за духи?

Ей бы подняться, вновь смутиться, но время будто застыло для них обоих. По непонятной ему причине, Ани не двигалась с места – вместо этого она, зависнув в опасной близости от его лица, рассматривала его брови, ресницы, щетину, и смотрела на его губы так, будто хотела до них дотронуться.

Поцелуй… Еще секунда и случится тот самый поцелуй…

Дэйн моментально оторвал руки от пола и одной из них прервал начавшееся вперед неуловимое движение.

– Нет, Ани, нет.

– Почему?

Ее вопрос прозвучал тихо, почти неслышно, и короткая секунда волшебства, едва не оставшаяся без присмотра и не превратившаяся в не менее волшебное продолжение, тут же прервалась.

Она смутилась лишь теперь, внезапно осознав, что целиком лежит на мужчине – смутилась, и тут же переползла на прежнее место через карту, сместив коленом всеобщую получасовую работу по построению шланга. Стало не до игры, стало не до шуток.

– Ани…

– Все… все хорошо.

Он видел, как полыхают ее щеки – наверное, подумала, что совсем не нравится ему, что все это время жила в его доме зря, что он терпел рядом с собой некрасивую и неумную соседку… Как легко читаем женский взгляд.

– Ани, мы не можем перейти к этой стадии, пока ты все не вспомнишь.

– Но почему?

Ей хотелось уйти – он видел, – но она терпела, пыталась сделать вид, что все в порядке, и это несмотря на то, что только что она выдала нечто сокровенное – свое к нему влечение.

Создатель, как неудобно и как глупо, что все так вышло…

– Так будет правильно. Нам не стоит двигаться дальше, пока твоя память не вернется.

– Там что-то есть, да? – Взгляд зеленоватых глаз неожиданно сделался пристальным, почти рвущимся в его душу – отвори мне, отвори! – Что-то есть. То, о чем я не знаю, но о чем знаешь ты?

– Есть что?

Дэйну сделалось душно, жарко. Нехороший разговор – неправильный и невовремя.

– Ты знаешь о нас что-то, чего не знаю я? Мы познакомились не в тот день? Не в тот, когда я попала в аварию на такси?

«Или не на такси?»

Странно текущее время этого вечера вновь эластично растянулось и застыло. Что ей сказать – соврать? Или открыть часть правды. Ведь для этого самое время – самое оно. И Дэйн решился. Отвел воротник от горла пальцем, будто тот мешал дышать, и прочистил горло.

– Мы познакомились на сутки раньше.

– И? Что там было?

– Я бы хотел, чтобы ты это вспомнила сама. И только тогда мы сможем решить, куда и как стоит двигаться.

Она долго молчала – не истерила, как он боялся, не пыталась давить, не сделалась агрессивной – вместо этого, глядя в сторону, застыла.

Лежали на полу забытые «пожарники» – кто на шланге, кто возле него – с колокольчиками в левом углу и без него. Фишки сдвинулись: теперь вода уже никогда не дойдет до финальной точки, откуда радостный служащий в каске будет поливать клумбу…

– Дэйн… – На этот раз горло прочистила она. – Я сделала там что-то плохое, да?

– С чего ты взяла?

Он не ожидал этого вопроса, не ожидал подобного умозаключения.

– Мои воспоминания – те, что приходят, – они какие-то тягостные, они не приносят мне радости. Ни сны, ни тот район с восьмиэтажками, еще и это постоянное чувство тяжести. Я… как будто не хочу туда возвращаться. И поэтому…

Она посмотрела на него с глубоко запрятанной грустью, будто интуитивно чувствуя, что ту Ани, которая все это время пряталась в глубине, не стоит выпускать на свободу.

– Что бы там ни было, если я сделала плохо… Я, наверное, не хотела.

Три недели вранья. Три недели совместного проживания, и все это для того, чтобы однажды вылить на сидящего напротив человека неприглядную правду. На этот раз ком в горле встал у Дэйна.

– Ты вспомнишь. Не мне судить, что было хорошо, а что плохо, но я хочу попросить лишь об одном. Ани, ты запомнишь мою просьбу?

Он смотрел на нее пристально, будто пытался из своих глаз вложить важность сказанного в ее – через невидимый мостик, через канал, через мысленный поток.

– О чем?

– Когда ты вспомнишь,… что бы там ни было,… не делай резких телодвижений. Дай нам десять минут поговорить. Хорошо? Только десять минут. Это важно.

– Хорошо.

– Ты обещаешь?

Она кивнула; вся веселость ушла и из позы, и из улыбки.

– Я обещаю.

Уже стемнело, а он не шел ни в свою спальню, ни в ее – сидел на крыльце, смотрел на освещенную за забором пустую улицу и слушал равномерное дыхание Барта; тот лежал рядом, высунув язык. Набегался, устал.

Диалог, как ни крути, этим вечером вышел неудачным.

Зря он расслабился, зря они расслабились. И если для Ани подобный исход был предсказуем – она привыкла к Эльконто, начала ему доверять, даже привязываться, – то, как подобное мог допустить Дэйн? Тоже привык, что живет не один, привык к стабильности, забыл, что стоит ждать подвоха…

Что-то уже изменилось этим вечером, а скоро изменится еще сильнее. И закончатся эти радостные и спокойные дни, когда он шел домой из штаба, зная, что на ужин его ждет вкусная еда и десерт. Вообще кто-то или что-то ждет. У Ани начнется своя жизнь – та, настоящая, наполненная ее делами и ее заботами, а Дэйн… Что Дэйн? Будет жить, как жил. И всего лишь.

Чуть слышно скрипнула за спиной входная дверь; Барт обернулся и завилял хвостом.

Эльконто и так знал, кто там – ему можно было и не оборачиваться.

– Не спится? – Спросил он, когда она уселась рядом на ступеньку и потрепала пса по пушистой голове.

– Нет. – Отозвалась Ани. Сложила руки на колени, съежилась и притихла. Теперь на ночную улицу смотрели они оба. Где-то в кустах трещал сверчок, ему вторили соседи из-под дома; плыл в теплом воздухе тонкий аромат розовых бутонов.

– Как странно все, да? – Послышалось через минуту.

– Что странно?

Он не стал поворачиваться и смотреть на ее лицо – за эти три недели выучил на нем каждую черточку, мог определить настроение по голосу.

– Знаешь, у меня чувство, что заканчивается старая жизнь. И скоро начнется новая, какая-то другая.