— Э-э… да, — промямлила я, вспыхнув. Что, если это произойдет именно сегодня вечером? Скромность побудила меня срочно сменить тему разговора. — Скажи, а что ты делал в кресле мистера Балфора?

— Я там сидел, — сообщил Гас. — Просто сидел, а вовсе не осквернял священный алтарь.

— Но мистер Балфор — наш исполнительный директор! — попыталась я объяснить причины столь резкого поведения наших вахтеров.

— Ну и что? — пожал плечами Гас. — Я сидел в обычном кресле, а мистер Балфор, кем бы он ни был, всего лишь человек. Я решительно не могу понять, из-за чего поднялся такой шум. Хотел бы я работать у вас вахтером: заниматься такими пустяками!

Мне показалось, что Гас абсолютно прав. Он смотрел на вещи гораздо проще, чем я.

— Послать бы этих двух парней на месяц в Боснию, а после их возвращения посмотреть, как их будет волновать сохранность кресла мистера Балфора, — добавил Гас. — А заодно послать туда и мистера Балфора. Так, Люси, а теперь допивай. Мы двигаемся дальше — я собираюсь накормить тебя ужином.

— Гас, я не могу позволить тебе потратить все пособие на меня, — заныла я. — Просто не могу. Я буду чувствовать себя ужасно виноватой.

— Люси, угомонись. Ты съешь свой ужин, а я заплачу за него, и больше здесь не о чем говорить.

— Нет, Гас, правда, не надо. Ты и так купил мне столько подарков и угостил выпивкой. Разреши мне хотя бы заплатить за ужин, пожалуйста.

— Нет, Люси. И слышать об этом не желаю.

— Я настаиваю, Гас, решительно настаиваю.

— Настаивай, сколько душе твоей угодно, Люси, — парировал Гас. — Но этим ты ничего не добьешься.

— Все, Гас, — сказала я твердо. — Я плачу, и хватит об этом.

— Но, Люси…

— Нет, заявила я. — И хватит об этом.

— Ну, раз ты так решила, — неохотно согласился он наконец.

— Да, я так решила. Куда бы ты хотел пойти?

— Куда угодно, Люси, я непритязателен. Главное, чтобы там была еда, и я с удовольствием поем…

— Хорошо, — обрадовалась я. Перед нами лежало море вариантов отлично поужинать. Здесь неподалеку я знала один малайзийский ресторанчик…

— …особенно, если там подают пиццу, — продолжал Гас. — Пицца — мое любимое блюдо.

— О-о, — протянула я, призывая свое воображение из Юго-Восточной Азии обратно («возвращайся на базу, планы изменились»). — Значит, пицца.

А дальше все было замечательно. Мы говорили без умолку, наперебой рассказывая друг другу о себе, захлебываясь словами от энтузиазма и восторга. Каждое второе предложение мы начинали словами: «Точно, я думаю совершенно так же», или «Невероятно, я бы поступил (поступила) точно так же», или «Не могу не согласиться с тобой».

Гас поведал мне о своих музыкальных пристрастиях, о том, на каких инструментах он мог играть, и о том, что он сочинял.

Я была на седьмом небе от счастья. И хотя мы с Гасом много говорили и в субботу, и в воскресенье, но сегодня все воспринималось по-другому: это было наше первое свидание.

Мы просидели в ресторане несколько часов, держась через столик за руки. И о чем бы мы ни говорили, какой бы темы ни коснулись, я была уверена, что Гас поймет меня. Поймет, как не понимал никто другой. И мне стало так хорошо, что я даже позволила себе немного помечтать о том, что будет, если мы с Гасом поженимся.

Конечно, это был бы не самый традиционный брак, ну так и что! Давно миновали те дни, когда женщины сидели дома и занимались хозяйством в коттедже с розами у входа, пока мужчина зарабатывал им на жизнь с рассвета до заката. А вот мы с Гасом были бы не столько мужем и женой, сколько закадычными друзьями. Я бы поддерживала его занятия музыкой, а сама бы продолжала работать, чтобы у нас были средства к существованию, а потом бы он прославился и стал рассказывать в интервью и телепередачах, что без меня он не смог бы достичь такого успеха. Наш дом был бы наполнен музыкой, смехом и интересными разговорами, и все бы завидовали нам и говорили, как мы с Гасом подходим друг другу. И потом мы бы по-настоящему разбогатели, но не перестали радоваться простым вещам и по-прежнему любили бы друг друга сильнее всего на свете. К нам заходили бы без приглашения известнейшие люди, и я бы умудрялась угощать их на славу тем, что оставалось в холодильнике, и мы бы сидели за столом и тонко и глубокомысленно обсуждали ранние фильмы Джима Джармуша. Гас во всем оказывал бы мне поддержку, и я не чувствовала бы себя такой… неполноценной, как сейчас. Я бы чувствовала себя цельной и нормальной, как все люди. И Гас никогда не соблазнился бы ни одной гламурной знаменитостью из тех, что встретятся ему в его мировых турне, потому что ни одна из них не сможет подарить ему такой любви и преданности, которые дарила бы ему я.

После ужина Гас спросил меня:

— Люси, ты торопишься домой? Или мы можем сходить куда-нибудь еще?

— Я никуда не тороплюсь, — ответила я. И я действительно не торопилась. К этому моменту я была совершенно уверена в том, что наши отношения сегодня вечером получат дальнейшее развитие, и это приводило меня в восторг и в ужас одновременно. Я хотела этого и боялась. Любая отсрочка этого момента истины огорчала меня и радовала.

— Хорошо, — сказал Гас. — Тогда я хочу сводить тебя в одно место.

— Какое?

— Это сюрприз.

— Здорово.

— Но ехать туда надо на автобусе. Ты не против, Люси?

— Ни капельки.

Мы сели на автобус, и Гас заплатил за мой билет. Меня умилило то, с какой важностью он это сделал, — как подросток, впервые получивший право прокатить на автобусе девушку.

Когда автобус достиг Кэмдена, мы вышли. Гас взял меня за руку и повел по ковру из пустых пивных банок мимо людей, которые или лежали на расстеленных газетах, или спали на ступеньках подъездов, или сидели на тротуаре с протянутой рукой. Я была шокирована — работая в центре Лондоне, я не могла не знать о том, что в городе есть бездомные, но я и понятия не имела, что их такое количество. Я как будто попала в другой мир, в средневековье, где люди жили в грязи и умирали от голода.

— Гас, подожди, — попросила я и достала из сумочки кошелек.

Передо мной встала неразрешимая дилемма дать ли всю мою мелочь одному человеку, чтобы он смог купить на это что-нибудь стоящее, например еду или питье, или распределить ее между как можно большим количеством народа, и тогда каждому достанется пенсов по двадцать. Но что можно купить на эти гроши? Я подозревала, что даже самая маленькая плитка шоколада стоит дороже.

Я стояла посреди дороги, пытаясь определиться.

— Как ты думаешь, Гас, как мне поступить? — попросила я помощи у Гаса.

— Я думаю, что тебе надо повзрослеть. Научиться закрывать глаза, когда надо. Даже если ты раздашь все, что у тебя есть, это ничего не изменит.