Разговор опять пошел о Фреде. Присесть мне не предложили, но и долго не задержали. Я вкратце рассказал историю знакомства и ответил на несколько вопросов, касающихся Фреда. Сначала я назвал его по имени, но приметил, что хозяин кабинета чуть заметно поморщился. В следующий раз, когда я сказал «фер Груен», мужчина поправил меня: фер Груенуа. Хорошо, пусть будет так. Но мне все же больше нравится звать его Фредом, да и сам он против этого никогда не возражал.

Наконец Горднер сказал, чтобы я подождал его за дверью. Ждать пришлось недолго, считаные минуты. За это время мимо меня успела пролететь хорошенькая служанка с ошарашенным лицом и пылающими щечками. А в конце коридора какой-то господин в лиловом с серебряными разводами камзоле пристроился целовать даму ну в очень открытом платье. Хорошо, что они вовремя меня заметили и испарились.

То, что Горднер вышел из кабинета, я определил по движению воздуха за спиной. Барон двигается практически бесшумно, ничто никогда не скрипнет, не стукнет и не зашуршит. И говорит мало, только в случае крайней необходимости.

Мы спустились со второго этажа и прошли через полутемное помещение. Если бы я не знал, где нахожусь, то подумал бы, что это один из выставочных залов музея. Исторического конечно же. Экспозиция посвящена Средним векам и рыцарству, судя по немалому количеству доспехов, оружия и гобеленов, находящихся здесь.

Я бы с удовольствием задержался здесь подольше. Но, увы, Горднер миновал все это великолепие и остановился перед приоткрытой дверью, через которую бил яркий свет и доносились звуки музыки. Музыка была мне, конечно, незнакома, но я почему-то решил, что она танцевальная. И не ошибся. Мы увидели множество пар, которые кружили в необычном танце.

Вообще-то я предпочитаю несколько другие развлечения, но полюбоваться на танцующих не прочь, особенно на представительниц прекрасной половины человечества. Тем более что посмотреть было на что – от изобилия нарядов просто глаза разбегались. Впечатляет, черт меня возьми. Особенно декольте. Правда, почтенные матроны предпочитают поражать окружающих не демонстрацией собственных прелестей, а обилием роскошных украшений. Хотя мой взгляд на солидных дамах почему-то не задерживался, другие у меня пристрастия.

На миг я даже представил, как среди этого буйства красок и сияния драгоценностей под прекрасную мелодию танцуем и мы с Миланой. И от этого мне стало очень и очень грустно: словно приоткрыл мне кто-то дверцу в волшебный мир: вот он, рядом, только через порог перешагни, да только мне туда хода нет. А вдруг Милана в этот самый момент с улыбкой отвечает на приглашение очередного кавалера. Кстати, вон та молодая особа очень даже на нее похожа.

Голос Горднера вырвал меня из мира грез:

– Видишь того господина, что разговаривает с дамой в ярко-голубом платье?

Конечно, вижу, ее сложно не заметить, и даже не из-за необычного цвета ее бального платья: она настоящая красавица. Понятное дело, Милана в сто раз красивее, пусть даже это мое субъективное мнение, но второе место я бы отдал даме в голубом.

А вот и кавалер, моложе ее лет на пять, – высокий черноволосый юноша с тонкими редковатыми черными усиками. На вид ему не больше восемнадцати-девятнадцати. Если сбрить усы и одеть в женское платье, то девица получится на загляденье. Но с возрастом это пройдет – наберется мужественности. И манеры у него не жеманные, нормальные мужские манеры.

– Хорошо его запомнил? – Голос барона, как обычно, не выражал никаких эмоций. Не сомневаюсь, что он такой и в бою, и за бокалом вина в кругу близких друзей. Если, конечно, эти самые друзья у него есть, ведь Горднер – одинокий волк, а такие люди, как правило, самодостаточны.

– Да, господин барон. Я запомнил его хорошо. – Мне хотелось с помощью интонации выразить невысказанный вопрос.

Мой наниматель отлично меня понял.

– Нет, Артуа, – усмехнулся он. – Не знаю, почему это взбрело тебе в голову. Здесь все как раз наоборот. Если с ним что-то случится, мы ненадолго его переживем. Но… – Горднер крутанул кистью левой руки и сжал ее в кулак.

Общеимперский язык, в отличие от языка жестов, давался мне значительно легче. Конечно, акцент все еще оставался, и со временем я надеялся от него избавиться, а вот все эти невербальные коммуникации… Черт бы их побрал.

В этом мире, где мне, видимо, придется провести остаток своих дней, жестам уделяли внимание не меньше, чем словам. Мне же второй язык давался совсем не легко – слишком уж их много, жестов, чересчур много.

Но значение того, что показал мне барон, я знал: мне следовало забыть услышанное как можно быстрее. А вот если бы Горднер закончил жест быстрым движением кулака к плечу, то это означало бы, что он с удовольствием поможет мне «очистить память» самым радикальным способом. В том случае, если я все же буду чрезмерно болтлив.

Когда я вернулся в отведенное для слуг помещение, Тибор развлекал присутствующих рассказом о пекаре, ходившем по ночам в гости к жене своего коллеги, тоже булочнику. Вся пикантность ситуации заключалась в том, что коллега в это время наведывался к супруге самого пекаря.

Тибор указал на стол – моя порция находилась именно там. Остальные, естественно, давно уже перекусили. Еще мне оставили полбутылки вина, которое в скором времени намеревалось стать уксусом.

Ладно, Артуа, не все так мрачно: и тушенная в овощах свинина достаточно аппетитна, и вино не самое плохое. Тебе приходилось и много хуже пить. Просто настроение испортилось от всех этих мыслей о Милане.

В ту ночь мне снились весьма безнравственные сны. Все бы ничего, но каждый раз в постели с дамой меня обнаруживала Милана и всякий раз плакала, причем навзрыд. А мне было очень-очень стыдно.

После обеда на тренировочную площадку, где я оттачивал вольт со следующим подходом, финтом под правую руку и быстрым выпадом в горло предполагаемому врагу, в сопровождении Тибора ко мне подошел Край по прозвищу Ухо. Одно из ушей у него отсутствовало полностью. Зато через все лицо шел шрам от сабельного удара.

Было бы логичней называть его Шрамом, но такой уже имелся, причем еще до прихода Края к Горднеру в отряд. Здесь почти у всех были прозвища, и очень подозреваю, что я избег такой участи только лишь благодаря необычному звучанию моего имени. И зачем в таком случае что-то менять?

Мои неожиданные зрители, естественно, пришли полюбоваться на меня не просто так. Как я уже упоминал, болтливость Тибора не знала границ – его рассказ о нашем ночном рейде в Мельничную падь не слышал, пожалуй, только ленивый. Не знаю, что он там наговорил, я при этом не присутствовал, но Край подошел с просьбой о помощи в решении схожей проблемы. Ухо просил разобраться с человеком, который никак не возвратит взятые взаймы деньги. Сумма, одолженная им, была недостаточно мала, чтобы попросту позабыть о ней, и в то же время недостаточно велика, чтобы пойти на крайние меры, наплевав на все. В общем, они с Тибором решили, будто бы у меня получится сделать все так же тихо и ровно, как и в гостях у мельника.