– Вот, – внезапно сказала она, доставая мешочек. – Три сотни, которые мы только что выручили за дерево. Ты забираешь их, а мы забираем столько, сколько сможем увезти. Самый простой выход, не так ли? – Она невинно улыбнулась.

Томияно зарычал на нее: три сотни золотых – им никогда не увезти столько. Однако у торговца возникли подозрения.

– Ты серьезно, госпожа?

– Конечно. – Нужно было не дать ему опомниться. – Три сотни за все, что мы сможем увезти, по нашему выбору. С доставкой на борт.

Он рассмеялся.

– Госпожа! Это будет стоить не меньше тысячи.

Попался !

– Три сотни в этом мешочке, которые мы только что выручили за дерево. Если доставишь груз сразу, мы сможем выиграть дополнительных полдня пути. Если я пойду куда-то еще, мне придется торговаться, и мы останемся здесь на ночь.

Он кивнул, глядя на корабль и что-то подсчитывая в уме.

– За весь груз… восемь сотен.

Она вперевалку вышла из сарая и посмотрела на Томияно.

– Там еще двое, а там трое, – сказал он, показывая. Торговец что-то крикнул ей, но она продолжала идти дальше. Семь сотен. Она не останавливалась, в то время как Томияно неистовствовал по одну сторону от нее, а торговец по другую.

– Все лучшие мастера города…

– Для товара на триста золотых у нас просто нет места! Он поцарапается и погнется. А вес! Он нас утопит.

Она фыркнула.

– С Шонсу на борту? Ха!

Булыжная мостовая не позволяла ей идти слишком быстро.

– Пять сотен, мое последнее слово. – Торговец все еще шел за ними, а впереди уже виднелся склад другого торговца медью.

– Что, если он умрет? – проворчал Томияно. Теперь уже не могло быть и речи, чтобы выкинуть кого-то за борт.

– Лекарь сказал, что у нас есть пять дней. Пока прошла лишь половина одного.

– Четыреста, – сказал торговец.

Они подошли к следующему складу, который был намного больше. Владелец был уже предупрежден своими агентами и ждал. Он жестом приветствовал ее.

– Договорились! – рыдающим тоном произнес молодой человек у нее за спиной, и она, повернувшись, протянула ему обе руки.

– Котлы были везде: в каютах, вдоль проходов, в шлюпках, на палубах. Блюда ушли в трюм, и Томияно волновался об осадке, смещении груза, незаконченном ремонте, балласте и дифференте. Торговец истерически рыдал, крича, что он разорен. Команда была потрясена, всерьез сомневаясь в том, что Брота в своем уме. Что они будут делать с котлами по всей палубе, если пойдет дождь? Как в случае опасности добраться до шлюпок? Брота игнорировала все их замечания. Она умела пользоваться благоприятной возможностью, и не думала, что Шонсу предстоит умереть. За весь товар она могла выручить по крайней мере втрое больше. Пять дней. Во всяком случае, его нога еще не начала чернеть.

Единственным местом, где не было металла, оставалась рубка. Часть груза сначала разместили там, однако Ннанджи вытащил все наружу и с яростным взглядом встал в дверях, скрестив на груди руки, с седьмым мечом за спиной. Он мог быть простым воином, но, похоже, догадался, что происходит и почему. Рубка осталась свободной.

«Сапфир» медленно отвалил от пристани, слушаясь руля с неохотой, и, как ей показалось, с негодованием.

– Рубка осталась единственным местом, где можно было есть, так что когда они бросили якорь, именно там был подан обед – жареный дронт и остро пахнущий пирог с ламантином, свежий ржаной хлеб и дымящиеся блюда свежих овощей из Ки Сана. Брота сидела на одном из сундуков, а все остальные расположились на полу.

Она ощущала странные настроения всей компании. Команда беспокоилась о балласте и о грузе, а также о завтрашней погоде; но они также радовались неожиданной удаче с сандаловым деревом, веря, что Богиня теперь к ним благосклонна. О Хуле уже забыли. Единственным, что омрачало их радость, было осознание того, что раненый в углу скоро умрет от своих ран, как умерли Матирри и Брокаро. Пассажиры были угрюмы, но столь же уверены в том, что он будет жить. По мере того, как блюда передавались по кругу, тут и там начинались разговоры, а затем снова тревожно замолкали.

Вошел Томияно, неся большой медный котел со странной змеевидной трубкой наверху. Брота затаила дыхание. Он обвел всех взглядом, пока не заметил Ннанджи, затем осторожно пробрался среди ног и аккуратно поставил котел на палубу.

– Адепт Ннанджи, – хрипло сказал он. – Ты знаешь, что это?

Ннанджи хмуро посмотрел на него и покачал головой.

– Твой наставник видел несколько таких же в Аусе, – сказал Томияно, – но больших размеров. По какой-то причине они его очень заинтересовали. Я надеялся, что ты знаешь. Мы взяли его вместе с другими.

Ннанджи закрыл глаза.

– Он сказал только: «Я увидел несколько медных змеевиков, которые, как я думал, могут иметь какое-то отношение к колдунам, и подошел поближе, чтобы взглянуть на них». – Его голос приобрел некоторые черты голоса Шонсу. Он снова открыл глаза. – Ничем не могу тебе помочь, капитан. Но, возможно, ты позволишь мне купить его, так что он сможет на него посмотреть, когда придет в себя.

– Я дарю его тебе, – хрипло сказал Томияно.

Брота мысленно вознесла молитву Всевышней: предложение мира! Невероятно! Но примет ли его воин?

– Я не могу принять дар от тебя, капитан, – сказал Ннанджи. – Сколько стоит купить котел?

Томияно покраснел от ярости.

– Пять золотых!

Ннанджи спокойно полез в свой кошелек и отсчитал четыре золотых и двадцать одну серебряную монеты, положив их на палубу у ног моряка. Безумие !

Как только он закончил, моряк пинком отшвырнул деньги и протопал на другую сторону рубки, с потемневшим от гнева лицом, оставив котел на месте.

Брота вздохнула и решила не вмешиваться. Когда мужчины ведут себя как дети, женщинам лучше всего оставаться в стороне.

– Какой следующий порт, миледи, и как далеко? – спросил из угла Хонакура.

– Вэл, примерно три дня пути, – ответила она с набитым ртом.

– В Вэле колдуны! – резко сказал Ннанджи.

Брота быстро посмотрела на Томияно.

– Это правда?

– Я не спрашивал, – хмуро признался он, злясь на самого себя. – О погоде, течениях, вехах, мелях, торговле – спрашивал, но о колдунах не догадался! Я не спрашивал и насчет Дри – следующего за ним.

– В Дри все в порядке, – сказал Катанджи.

У парнишки прямо-таки дар бросать камни в спокойную воду, подумала Брота.