Да, было уже поздно – слишком много свидетелей. На Реке была оживленно, словно на рыночной площади. Лучи утреннего солнца плясали на волнах. Над головой пронзительно кричали чайки. Брота ничего не ответила.

– За этот проклятый меч мы могли бы купить целый корабль. Не говоря уже о его заколке. А в кошельке у него наверняка нашлось бы куда больше драгоценностей.

За четыре дня дела у него существенно пошли на поправку. Синяки постепенно сходили, хотя спина его все еще была основательно разукрашена, и он с трудом двигал руками, словно они были столь же стары, как сутры. Он стоял, прислонившись к поручням рядом с ней, и что-то ворча. Ей не казалось, что он говорит всерьез, но вполне возможно, он лишь испытывал ее, искушал. Несмотря на суровое испытание, его характер не изменился в лучшую сторону. Чего бы это ему ни стоило, но он победил воина-Седьмого – мало кто из моряков когда-либо мог этим похвастаться.

Она повернулась, глядя на обгоняющую их галеру, взмахивавшую позолоченными веслами, словно крыльями, с испещренным фантастическими узорами носом. Галера намеревалась обойти их судно, прежде чем оно успело миновать баржу со скотом. На мгновение до «Сапфира» донесся запах. Уф!

– Он умрет, – сказал Томияно. Он повернулся и осторожно облокотился о борт. Его грудь была почти так же разукрашена, как и спина, и с обожженного лица клочьями слезала кожа. – Его нога похожа на дыню. Ты его слышала? Ни одного осмысленного слова. Один бред!

– Я говорила тебе, чтобы ты держался подальше от рубки.

– Я только заглянул в окно. А запах от его раны можно почувствовать даже из трюма. Проклятые сухопутники, по всему кораблю! Этот Ннанджи просто опасен. Каждый раз, стоит мне взглянуть на него, я жду, что он начнет кому-то угрожать. Самоуверенный щенок!

Брота молчала. Ннанджи обещал, что не будет ни на кого доносить в Ки Сане. Ннанджи был под контролем. Тане для этого потребовалось совсем немного. Он крутился вокруг нее, словно дрессированный мотылек.

– И еще этот Катанджи! – Томияно сплюнул за борт.

Очевидно, кровь ударила ему в печенку. Слабительное из ревеня – вот что ему было нужно. Интересно, подумала она, сможет ли пиво замаскировать вкус, поскольку он никогда не принял бы его добровольно.

– Ты единственный, кто им недоволен. Похоже, он вполне уживается с остальными.

– Это я и имею в виду! Ты видела, как Дива на него смотрит? А Мей? Но мы должны выкинуть их в Ки Сане, не так ли?

Брота задумчиво чуть повернула руль. Вероятно, было ошибкой никогда прежде не брать пассажиров – Томияно реагировал так, словно его насиловали, и некоторые из других членов команды вели себя аналогично. Он родился на «Сапфире», и никогда в жизни не спал где-либо в другом месте. Он боготворил старую посудину.

С галеры донесся яростный рев. Она сменила курс, а затем, ощетинившись веслами, c трудом увернулась от баржи со скотом. Брота начала планировать следующий поворот. Несколько огромных грузовых кораблей, в три раза крупнее «Сапфира», громоздились впереди, в то время как крошечные роскошные яхты сновали туда-сюда, словно стрекозы – вероятно, владельцы прибыли сопровождать свой груз. Она никогда не видела столь оживленного движения так далеко от порта. Вдоль берега стояли большие дома-усадьбы; они приближались к пригородам. Ки Сан, вероятно, был огромным городом, и она чувствовала, как даже у нее самой нарастает возбуждение. Команда уже в ожидании выстроилась вдоль борта на главной палубе.

– Ты собираешься вышвырнуть их в Ки Сане?

– Подождем, что скажет парнишка.

– Он? Он сказал Тане, что никогда до Ауса не видел ни одного города. Этот Ки Сан… – Томияно окинул взглядом берег и движение на реке. – Там наверняка есть на что посмотреть. Он всосет их всех и даже не чихнет. Парень останется на борту!

Конечно, Ннанджи мог решить остаться, но скорее всего он еще не пришел ни к какому выводу. Сейчас он был на главной палубе вместе с остальными; его косичка медно отсвечивала в лучах утреннего солнца, а на ней еще ярче сверкал серебряный грифон, украшенный сапфиром. Все были там, за исключением Шонсу и его рабыни. Настоящая преданность. Похоже, она никогда не спала.

Томияно, несомненно, смотрел на меч, и внезапно осознал его значение.

– Но ведь он не сможет сойти на берег, не так ли? Воины окажутся большей угрозой, нежели колдуны! – Он рассмеялся, потом пробормотал что-то презрительное о воинах, но себе под нос, так что Брота могла сделать вид, что не слышала.

Для поединка не требовалось никаких причин. Меч гарантировал Ннанджи смерть, стоило только кому-то из высокопоставленных заметить его при нем. Конечно, теоретически он мог носить меч в ножнах, а при себе иметь свой собственный, но адепт Ннанджи наверняка счел бы это ниже своего достоинства. И это не спасло бы его от штатских, или от воинов, не страдавших лишними угрызениями совести.

Судно с лесом и две рыбацких лодки впереди…

– У меня голова раскалывается, – сказала она. – Глаза устали. Жаль, что ты не можешь мне помочь.

– Еще как могу!

– Но твоя спина…

– Я же сказал, что могу!

Она оставила его и направилась к лестнице. Она устала от его жалоб, и остальная семья вела себя не лучше, хотя и не столь грубо. Она собиралась позволить воинам остаться – пока не продаст сандаловое дерево. Она высадит их прямо перед тем, как «Сапфир» отчалит. Так будет безопаснее. Если, конечно, боги не проявят великодушия, как предсказывал старик. Она была торговкой, а слова стоили дешево. Будет видно.

– Брота была на палубе вместе с остальной семьей, сидя на крышке люка, когда показался сам Ки Сан, во всем своем великолепии под лучами солнца. Ей случалось видеть многие города в Мире, но даже на нее это зрелище произвело впечатление. Множество зеленых медных крыш было разбросано по холмам, среди леса шпилей и куполов. На самой высокой вершине сиял белизной и золотом дворец. Оживленная набережная тянулась, насколько хватало взгляда, очерчивая изгиб Реки и гигантскую изгородь мачт и парусов, и уходя по дуге вдаль. Вокруг, словно мошки, носились лихтеры и баржи. Над водой разносился непрерывный грохот лебедок и колес фургонов.

Наблюдая за проплывающей мимо шумной пристанью, Брота подумала о том, сумеют ли они вообще найти место для швартовки. В этот момент от пристани отошло небольшое судно, и Томияно поставил «Сапфир» в образовавшийся просвет с той же легкостью, с какой попадал в плевательницу. Он торжествующе улыбнулся половиной лица. Команда радостно кинулась спускать паруса и бросать швартовы.

Брота тяжело поднялась и подошла к адепту Ннанджи.

– Ну, адепт? Хочешь остаться на борту?

Он сглотнул и кивнул, все еще в ужасе глядя на город.

– Хочу. Ты пошлешь за лекарем, госпожа?