– А как же я?

– Я бы тебе век верность хранила. Но меня в роскошь тянет. Ты только не подумай, это не я такая, просто детство у меня очень тяжелое было. Потому и хочу жить красиво… Поверь, ни о каких мачо даже не думаю. Был бы дом приличный, иномарка тысяч за пятьдесят, не меньше. Все, больше ничего не надо! Жила бы – о муже бы всласть заботилась…

– А если муж – преступник?

– В каком смысле?

– Если муж ради тебя много денег украл?

– А-а, ты опять об этом… Ты знаешь, если ты сто гривен украдешь, я тебя презирать буду… А если сто миллионов – это уже совсем другое измерение, ты у меня тогда самым главным героем будешь… Мне бы мужика с большим… В смысле с большими деньгами, я бы до гробовой доски верность ему хранила…

– Есть у меня большой… Будут и большие… Только если ты мне поможешь…

Надо было видеть, как горят глаза у Василя, чтобы понять, как близок он к тому, чтобы от слов перейти к делу.

– А без меня не справишься?

– Но мы же вместе отсюда уедем?

– Ну да… Хочешь, чтобы мы были с тобой, как Бонни и Клайд.

– Кто-кто?

– Ну, была такая парочка в Америке, в тридцатых годах, банки как семечки щелкали…

– Нам хватит одного банка.

– Я думаю, и одного много… Но если ты настаиваешь…

– Я не настаиваю. Но если бы была возможность, можно было бы попробовать…

– Пробуют газировку. Понравилась – выпил, нет – вылил. А в нашем случае на «нет» выльют нас – в тюрьму… Так что не пробовать надо. А наверняка все делать… У тебя друзья надежные есть?

– Есть и надежные…

– А они согласятся?

– Не знаю… Да и не нужны они нам. Вдвоем управимся… – неуверенно сказал Василь.

– Как?

– Я напарника усыплю… – Он долго думал, как и чем будет усыплять напарника. На лице отражалась игра чувств и сомнений. – Усыплю. Сам останусь… Главное хранилище открыть не смогу. Там и ключ и код, один у председателя, второй у его зама. К ним не добраться…

Василь снова замолчал, мысленно пытаясь найти ответы на собственные вопросы.

– А к кому можно добраться? – поторопила его Римма.

– Да есть одна… Марина зовут… Симпатичная… Она тем самым депозитарием заведует, о котором ты говоришь. Там только ключи, и она их в дежурку не сдает… С собой уносит…

– Марина, говоришь? А фамилия?

– Ганичева, кажется.

– Симпатичная? Она тебе нравится? Признавайся! – на всякий случай Римма изобразила приступ ревности.

– Да нет… То есть нравится… Но уеду-то я с тобой…

– Врешь!.. Может, ты с ней уехать хочешь? Она тебе депозитарий откроет, вы вместе разживетесь…

– Нет, она депозитарий мне не откроет. Да и не нужна она мне…

– Адрес, где она живет, знаешь?

– Нет.

– Тогда точно не нужна…

Римма сделала вид, что успокоилась. Хотя было бы, конечно, лучше, если бы Василь знал адрес хранительницы чужих денег. Впрочем, ее можно выследить, и кто-нибудь из братьев этим займется. Кто-нибудь из них и соблазнит ее, чтобы заполучить ключи. А может, и пристукнет где-нибудь в темном углу. Римме все равно было, что станет с девушкой – лишь бы результат был.

Станислав пришел в себя еще вчера ночью. Понял, что лежит в больничной палате, догадался, что под охраной. Состояние еще не то, чтобы можно было подняться с койки. Да и на окнах решетки – было бы возможно двигаться, все равно не убежать.

Хреновое состояние. Грудь болит, тело словно чужое, в голове какой-то шумящий туман… Он помнил девушку с наведенным на него пистолетом. Она кричала, что из прокуратуры. Красотка, но жалеть ее он не собирался. Почувствовал ее слабину – она боялась стрелять. Он думал, что не выстрелит, поэтому и полез за своим оружием, но… Все-таки выстрелила. И закружилось перед глазами небо, закручиваясь в громовую спираль…

Все утро Станислав притворялся, изображая бесчувственного пациента. Но скоро это ему надоело. В палате он был один, врачи заходили редко, в основном с ним возились медсестры – укол сделают, капельницу поставят. Менты не заглядывали… Но они обязательно появятся, как только он отроет глаза. А рано или поздно это случится, не хватит ему терпения притворяться…

Он открыл глаза в тот момент, когда медсестра вынимала иглу из его вены. Попросил пить. А где-то через час в палату зашел человек в белом халате, накинутом поверх серого костюма. Сосредоточенное лицо, строгий взгляд, повадки человека, уверенного в чрезвычайности своих полномочий.

– Здравствуйте, Станислав Севастьянович…

Голос у него неприятный, скрежет в нем какой-то, будто ножом по сковородке водит, аж нервные мурашки по коже пошли.

Станислав сделал вид, что не слышит его.

– Здравствуйте, говорю… Моя фамилия Колечкин, зовут Александр Илларионович. Я старший следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам.

Казимиров продолжал игнорировать его.

– Вы слышите, я из Генеральной прокуратуры! – раздраженно поморщился Колечкин.

Похоже, он был разочарован тем, что Станислав не вскочил с постели, чтобы вытянуться перед ним в струнку.

– Вашим делом, Казимиров, занимается сама Генеральная прокуратура!

Голос следователя становился все громче и громче. А у Станислава и без того шумело в ушах.

– У вас мало времени, Казимиров! – Колечкин не унимался, напротив, наращивал темп. – Ваши родственники задержаны, в любое время они начнут давать показания. Генеральный прокурор принял решение – кто первый заговорит, тот пойдет свидетелем. Кто будет молчать – тот получит самый большой срок…

В ответ на этот словесный бред Казимиров закричал, взглядом. Сам он молчал, но в глазах поднялась такая буря эмоций, что Колечкин стушевался.

Генеральный прокурор не мог принять столь идиотского решения. И Станислав не мог пойти по делу в качестве свидетеля ни при каких обстоятельствах. Он – организатор, он – вдохновитель… Да и слабо верилось в то, что члены его семейного синдиката задержаны…

– Вы мне не верите! – сделал вывод Колечкин. – Ладно!

Он достал из портфеля диктофон, перемотал пленку назад, включил запись. Сухой официальный голос того же следователя:

– Вы утверждаете, что Римма Казимирова похитила вас?

– Да. Она ударила меня электрошокером…

А это голос Андрея Сизова. Значит, он уже на свободе. Или в тюрьме. Но в любом случае не в том подвале, где он должен был сдохнуть на цепи…

– Вы считаете, что Станислав Казимиров руководит бандой грабителей?