— О-о-о, — тихо застонал он. — Мне конец. Передайте маме, что я не приеду к ней на день рожденья.

Здоровяк подошел к нему и наклонился.

— Ты что, клоун? — спросил он. — Тебя хозяин подослал?

Майор скосил глаза и увидел на пальцах бородатого подсохшую кровь смуглокожего пацана, которому суждено теперь провести в больнице не один месяц.

— Не знаю почему, но меня это как-то злит, — пробормотал майор в сторону. — Конечно, толстый, я — клоун.

Скал стянул с лица шарф, доверительно посмотрел на побледневшего бородача и добавил:

— Только съехавший.

Оба кулака майора взметнулись вверх как разжавшиеся пружины и одновременно врезались в лицо и горло бородача. Здоровяк издал хлюпающий звук и отлетел в сторону, нелепо взмахнув руками. Зрительный зал почти одновременно исторг возглас удивления. Бородач рухнул на ринг, сильно ударившись головой. Одним прыжком Скал оказался на ногах и взглянул на судью. Рефери криво и растерянно улыбнулся. Майору он напомнил многочисленных соучастников федеральных преступлений, которые всем своим видом показывали, что они тут ни при чем, что это судьба-злодейка, что, наконец, бес попутал. Скал молча отвернулся.

«Опять у нас тут старая игра в судей и преступников. Я всегда был там, где судьи, сегодня я, кажется, с другой стороны.»

Рефери поспешно, боком и стараясь держаться поближе к канатам, подошел к лежащему и прикоснулся к сонной артерии поверженного здоровяка. Через несколько секунд он поднял глаза, налившиеся детским испугом, и принялся яростно оттирать кровь с пальцев.

— Службу спасения не вызывайте, — сказал майор, поправляя на лице шарф. — Представление окончено.

Скал спрыгнул с ринга и медленно пошел к лестнице. Как он и ожидал, толпа расступилась, экономя майору время. Кто-то робко окликнул его, но Скал не обернулся. Больше не раздалось ни звука на всем его пути. Снова грянула музыка, назойливо-жизнерадостный вопль некоего подобия массовика-затейника заполнил атмосферу.

— Надеюсь вам понравилось наше леденящее душу представление. Актеры очень старались напугать вас и кажется им это удалось.

И сразу задвигалась, оживилась и засмеялась толпа, как всегда, стараясь стереть из памяти то, что не хочется помнить. Особенно в праздник. О майоре забыли как раз в тот момент, когда его сапог опустился на среднюю ступеньку лестницы, ведущей на третий этаж. Снова гремела музыка, люди смеялись и танцевали, а несколько человек утаскивали с ринга тех, кому уже было не до веселья.

— Интересно, — бормотнул Скал себе под нос, — я теперь чемпион Москвы что ли?

Молохов молча сидел и пил пиво. Когда человек темным осенним вечером не включает свет, забывает про телевизор, лезет в холодильник за скользкой банкой и забирается куда-нибудь в угол, это может означать только одно.

Настало время серьезно подумать.

«Значит у меня в комнате стоят жучки. Неведомый старичок по имени Эскулап настолько любопытен, что даже нарушает закон. Позвонить Сереге? Это означает сообщить в милицию. В последнее время такой шаг считается чуть ли не глупостью, когда дело касается чего-то серьезнее чем угон автомобиля. А вот я сообщу. Серега умный парень, он поймет…»

Нельзя ведь. Нельзя больше никого вмешивать в это дело. На все сто прав был Бомж. Не мне становиться героем-разоблачителем нехороших людей. Теперь самое большое мое желание — развязаться со всем этим.»

— Если только все не зашло слишком далеко, — пробормотал Дима, проглатывая остатки пива. — Ах, простите, простите. Я забыл, что меня могут подслушать.

В дверь позвонили. Молохов вяло покосился в сторону двери.

«Интересно, если не открывать, они дверь вышибут? Хотя зачем. Милый старикан забрался в квартиру, понаставил ушей, а я и не заметил. Значит он сможет открыть дверь, не прибегая к грубой силе.»

Раздался еще один звонок. Дима сжал в руке банку и потащился открывать. Стоявший за дверью почтальон слегка скривился, учуяв запах пива. Вернее нескольких банок уже употребленного пива, так будет точнее. Придя в себя от неожиданности, Молохов что-то пробормотал, принял конверт и расписался. Глядя вслед удаляющемуся трезвеннику, Дима расхохотался. Он смеялся так, что с трудом захлопнул дверь, дополз до ванны и сунул голову под кран, повернув лицо навстречу вяло льющейся воде. Холодная струя быстро привела его в чувство, и вновь бодрый, жизнерадостный и отфыркивающийся Д. Молох плюхнулся в кресло. Все еще посмеиваясь, Молохов щелкнул выключателем. Оказавшись под большим световым колпаком, исходившим от высокого торшера, он перевернул бланк и еще раз всмотрелся в черные буквы:

«Исследование присланного образца закончено. Барток».

— Графиня изменившимся лицом бежит пруду, — хмыкнул Молохов. — Если кто-то решил меня напугать, то учились они явно у Бендера. Вот черт! А ведь еще сегодня утром я подумал бы, что они просто ошиблись адресом.

Здесь было тихо. Звуки музыки доносились сюда в виде глухого буханья. Скал неторопливо шагал мимо ряда закрытых дверей. Одна из них была полуоткрыта. Майор услышал скрип кровати и стоны. Не останавливаясь, он прошел весь коридор до конца и остановился перед широкими дверьми, стилизованными под средневековые замковые ворота, уменьшенные раз в десять. Именно здесь Тролль обычно развлекался с очередной напоенной до скотского состояния куколкой.

Без лишних раздумий майор ударил ногой в дверь и тут же услышал пронзительный визг и звук пощечины. Его глаза быстро привыкали к темноте, поэтому вскоре Скал разглядел следующую картину.

На всклокоченной кровати, размером с небольшой бассейн, сидела голая девчонка лет 16. Прижимая ладонь к шее, она материлась так изощренно, что видавший виды майор даже слегка удивился. Потом девчонка несколько притомилась и перешла на более менее нормальный язык.

— Ты меня укусил, скотина долбаная, — орала она, одной рукой утирая слезы, а другой пытаясь остановить текущую по шее кровь. — Скотина, поганая! Ты же укусил меня!

Прихода майора они видимо не заметили. Тролль — жилистый мужичок неопределенного возраста молча слизывал кровь с губ и натянуто улыбаясь шарил руками по простыне.

— Не подходи ко мне, — взвизгнула девчонка.

Тут