Под вечер Черножуковы проводили путников. Отец еще не успел уйти к себе, как во двор зашли две незнакомых женщины, а с ними мальчик лет десяти.

– Люди добрые, – обратилась худая, как щепка, женщина, – пустите погреться.

– Заходите, – пригласил Павел Серафимович.

Они вошли в хату, когда Варя готовила пойло корове. Она помыла картофельные очистки и залила их в ведре кипятком. Зашли нищие в хату, рыщут голодными глазами по горшкам.

– Нам бы чего-нибудь поесть, – попросил мальчонка.

– Сейчас нет ничего, – сказала Варя. – Мы уже поужинали, поэтому ничего не осталось, а корову еще не подоила.

Варя сунула руку в ведро с запаренными очистками, чтобы проверить, не горячо ли.

– А что это так вкусно пахнет? – спросил мальчик, показав на ведро. – Можно нам?

Варя не успела ответить, что это для коровы: нищие моментально рванулись к ведру, упали на колени, начали руками доставать очистки и жадно их глотать. Варя не успела опомниться, как ведро опустело.

Женщина кинулась целовать Варе руки.

– Спасибо вам, – быстро говорила она, обливаясь слезами, – вы нас спасли от голодной смерти.

Посетители ушли, а Павел Серафимович сказал:

– Вот уже и я собственными глазами увидел: голод!

Быков поднялся с кровати. Голова болела после вчерашней гулянки. Хорошо, что братья Петуховы позаботились о нем: притащили кровать из какой-то покинутой хаты сюда, в сельсовет. Так что можно не спешить домой, где холодно и не топлено. Григорий Тимофеевич намотал портянки, обул сапоги. На столе – остатки вчерашнего пиршества. Курицу сожрали, сложив на тарелках обсосанные косточки, но остались куски сала с прорезью, объедки хлеба да еще несколько соленых огурчиков. Быков наклонил миску, отхлебнул рассола.

– Эх! – довольно крякнул.

Он пожевал кусок сала, откусил хлеба. А бутылка пустая! Выдули весь самогон и капли ему на утро не оставили. Хорошо хоть догадались дров в печку на ночь забросить. Наверное, позаботилась Ганнуся Теслюк. Почему-то ее так до недавнего времени все звали в селе – не Ганна, а Ганнуся. Но только выбрали ее в комитет бедных крестьян, девушка сразу стала Ганькою, и не Теслюк, а Теслючкой. И не удивительно. В селах неграмотные, грубые люди. Если кто-то не понравился – сразу прозвище приклеят или обзовут. Разве секрет, что его называют Быком? Бык так Бык. Хуже всего Лупикову, тут сама фамилия подсказывает прозвище. А Ганнуся теперь Ганька. Хм! Ганька. Ох и горячая девка! А как на мужиков падкая! Говорят, сначала она гуляла по очереди с обоими братьями Петуховыми, потом – с Михаилом Черножуковым. А когда приехал он, уполномоченный райкома, сразу на него глаз положила. После первой ночи, проведенной вместе, подарил ей красную косынку. Расцеловала его, пришлось пообещать достать для нее кожаную куртку, она призналась, что давно мечтала о такой. Негоже инициативной девушке, комсомолке, члену комбеда, ходить в рванье. Надо где-то раздобыть для нее куртку. Да и заслужила она ее. Такое вытворяет в постели, аж голова кругом идет! И нет для нее ни преград в страсти, ни усталости. И так ей давай, и так хочется, бесстыжей. Бывает, сил не хватает, а ей все мало. И знает же, чертяка, как подлезть к мужику, чтобы снова мужская плоть стала твердой! А какие у нее груди! Большие, твердые, темные соски торчат, манят к себе. Ух!

Григорий Тимофеевич потоптался на месте – хотелось в туалет. Он вышел на крыльцо, осмотрелся – нигде никого, поэтому можно брызнуть прямо отсюда. Разве что может увидеть со своего двора Павел Черножуков, но начхать на него. А вот его дочка Варя… Пусть у нее нет таких округлых форм, как у Ганнуси, худенькая, бледная. Но какая у нее фигура! Стройная как березка, а правильные, кругленькие небольшие грудки притягивают к себе взгляд не меньше, чем Ганькины груди-арбузы. А какие глаза! Синие, как бездонное весеннее небо, и смотрят на мир не похабно, а как-то наивно, по-детски, немного грустно. Вот на кого он променял бы Ганну. Однажды кулацкая дочка ему даже приснилась. Будто наяву, чувствовал во сне, как щекотали обнаженное тело ее пушистые светлые косы, как нежно, будто дуновение ветра, касались ее пышные губы шеи. И вся она была полной противоположностью нынешней любовницы: вместо бешеной скачки в кровати – нежные ласки, не страстный до боли поцелуй, а легкое смыкание губ. После того сна он начал присматриваться к Варе. Чем дольше наблюдал за ней, тем больше росло желание овладеть ею, хотя знал – это невозможно. Черножуков-старший – гордый, справедливый, слишком уж правильный, и дочку так воспитал. Не польстится она ни на какие подарки, потому что такие, как она, остаются верными мужу на всю жизнь. Но жизнь непредсказуема…

Сожмем скоро Черножуковых в кулак, аж пищать будут! Такая возможность есть, поскольку расширили список компенсации, прибавив к зерну еще и другие продукты. Теперь у налогонеплательщиков можно будет изымать картофель, свеклу, кукурузу и даже сало. А в хлеве Черножуковых хрюкает поросенок. Да и овощей в подвале полно. Вот когда останутся ни с чем, тогда посмотрим, что запоют. Нечем станет кормить малышню – сама прибежит к нему. Такие, как Варя, сделают все, чтобы спасти детей. Это Ганнуси бросают детей, потому что для них не они главное. Ничего, придется немного подождать. Наступит время, придет к нему Варя, медленно потянет завязку на своей вышитой рубашке, одежду спустит с плеч, и она соскользнет на землю, обнажив ее небольшие круглые груди. «Я вся твоя», – скажет она, распуская туго заплетенные косы.

Опять умылось слезами село Подкопаевка и окружающие хутора. Разгулялись активисты не на шутку. День за днем налетали на усадьбы, выгребая уже и картофель, и свеклу. Люди прятали овощи и остатки хлеба где только можно. Но как что-то спрячешь от вездесущего глаза активистов? Кольями тычут в землю, рыщут по всем углам. Варя развесила на деревьях небольшие мешочки с зерном и сухарями, поэтому пока не нашли. Часть свеклы закопали в разных местах, картошку также, кукурузу полущили – зерно легче где-то приткнуть. Мешочки с кукурузой были спрятаны даже в детской кроватке. Под подушкой у Вари лежали мизерные запасы сахара, а у Василия – соли. Надеялись, что хоть в постель не будут заглядывать «красные буксиры». Но существует ли для них что-нибудь святое?

Старательно выполняя важное задание партии, пытаясь как можно лучше выслужиться перед властью, больше всех шпионил за людьми Михаил Черножуков. Он рыскал ночами по селу, высматривая, где прячут пищу. На каком углу села заметили его ночью, там наутро появлялись активисты. Михаила уже прозвали стукачом-оборотнем, плевали в спину, слали на него проклятия, а ему хоть бы что. Продался власти со всеми потрохами и продолжает доносить на крестьян. Не без его участия арестовали отца Марички. Ночью Трофим пошел на поле, где была припахана еще с осени картошка. Накануне у него забрали почти весь картофель и свеклу, поэтому глава семьи взял лопату, мешок и отправился долбить мерзлую землю в надежде найти подмерзшие картофелины. Трофим не заметил, как за ним двигалась человеческая тень. Довольный, возвращался мужчина домой, неся полмешка мерзлой картошки. Конечно, она будет сладкая и не такая вкусная, как с огорода, от нее будет тянуть гнилью, но можно прибавить немного муки и поджарить – все же какая-то подмога. Не суждено было осуществиться мечтам Мовчана. Во дворе его уже поджидали. Мужчина попросился зайти в хату, чтобы надеть теплый кожух, ему позволили. А через мгновение Трофим выбежал из хаты с бешеными глазами.