Павел Серафимович действительно обрадовался такой встрече.

– Давно тебя, Данила, не было, – сказал он, поздоровавшись. – И приходил ты всегда под вечер или после обеда, чтобы с людьми пообщаться. А тут с самого утра.

– Не те времена, – вздохнул бандурист. – Совсем все изменилось.

– Расскажи, и я буду знать.

– Сначала ты, Павел Серафимович, поведай, какие новости.

Мужчина рассказал о «красных буксирах», которые выпотрошили крестьян, как зарезанную курицу. Не забыл сообщить и о своем доме, и о смерти жены.

– Пусть земля ей будет пухом! – перекрестился Данила. – Царство ей небесное! Такая хорошая женщина была, такая доброжелательная, искренняя! Что же это делается?

– А как живут по другим селам? – Павел Серафимович сменил тему. – Тоже страдают от активистов?

– Что я тебе скажу, человек добрый? – Старик погладил бороду. – Не знаю, поверишь ты мне или нет. А скажу такое: к вам лишь сейчас докатилась беда, а в других селах она еще с весны поселилась.

– Да неужели?!

– В некоторых колхозах еще весной нечем было засевать поля, ведь изъяли у людей все до крошки. Остались хозяйские наделы без ржи. На огороде не успевало дозреть, как все поедалось. А тот урожай, что собрали в колхозах, весь вывезли в город.

– И людям не дали хлеба на трудодни? – удивился Павел Серафимович.

– Ничего не дали. Кое-где кормят колхозников. И чем? Или галушками из отрубей размером с голубиное яйцо, или мутной жидкостью, где плавает с десяток зерен. Женщины посылают детей с двенадцати лет на работу в колхоз ради этой еды. Слышал даже такое: матери приловчились давать детям одинаковые горшочки для еды, чтобы можно было повару дважды их подать.

– Вон оно как!

– Есть колхозы, где весной не изъяли зерно, люди вырастили урожай, а его сразу же и отобрали, хотя целое лето колхозные поля стояли в сорняках. И тоже сразу абсолютно все вывезли. Не понимаю, куда все делось? В городах хлеб по карточкам, магазины пустые, нищих пруд пруди! Так их гоняют, чтобы не просили милостыню, и нам теперь приходится ходить по ночам, чтобы не поймали, – объяснил Данила свой ранний приход.

– Так что, выходит, люди бедствуют?

– Не то слово! – понизил голос Данила. – Голод в Украине! До вас еще не дошло, – зашептал бандурист, – а в других местах уже с весны люди начали пухнуть от голода. Пишут люди письма «наверх», – он показал пальцем куда-то в небо, – но эти письма не доходят куда надо. Может, если бы сам Сталин узнал о бедах, что-то и изменилось бы.

– Если б же! – вздохнул Павел Серафимович. – Но кто нас услышит? Мы же кулаки, богачи, враги советского государства… И всюду голод?

– Даже не произносите это слово при посторонних! – шепотом предостерег Данила. – Был у меня один добрый знакомый врач. Хороший был человек! Так рассказывал, как умирали от голода молодые люди, а его заставляли писать в справке о смерти «Умер от старости». Раз послушался – написал, два, три, а люди мрут и мрут. Когда умер мужчина тридцати девяти лет, врач отказался писать такую справку. Какая же, говорит, старость, когда ему и сорока нет? Говорит: он умер от голода, как и многие другие. А ему: нет голода, это только лодыри не имеют достатка. Не согласился врач, пошел доложить руководству, что люди мрут от голода, нужно что-то делать, а не писать липовые справки о смерти. Его сразу же арестовали. Я пришел, а его жена мне вот такое рассказала.

– И что с этим человеком?

– Сказала жена, что посадили его в тюрьму на десять лет.

– Десять лет? За что? За правду?!

– Нет теперь правды, – вздохнул бандурист, – где-то заблудилась.

– И везде такое творится? Есть ли места, где людям лучше живется? – поинтересовался Павел Серафимович.

– Я всюду бываю, но не понимаю одной вещи. От вашей Луганщины до России рукой подать. Сколько туда километров?

– До первых сел, наверное, шестьдесят или чуть больше, а до городов немного дальше будет, – ответил мужчина.

– Там тоже проходит коллективизация, но там люди не голодают.

– Правда?

– Да! Отовсюду туда пробираются люди из Украины, чтобы обменять вещи на муку и зерно.

– И что же везут?

– Все, что можно: и теплые кожухи, и мерлушковые шапки, и хромовые сапоги, и вышитые полотенца, и женские цветастые платки.

– И привозят муку?

– Если не ограбят по дороге, – утвердительно ответил кобзарь. – Только надо быть внимательным, потому что находятся такие, которые в муку добавляют мел, сразу и не заметишь, – предостерег он.

– Выходит, если там вдоволь муки, то и правда – не бедствуют.

– Конечно! Кто бы отдал хлеб, чтобы остаться с платком? Я только не раскумекаю, почему за несколько десятков километров отсюда нет голодных?

– Потому что там уже Россия, – неуверенно ответил Павел Серафимович.

– Кстати, – довольно сказал старик, – я таки насобирал денег, нанял рабочих, чтобы выкопали колодец. Теперь путники, которые идут по дороге в Россию, могут отдохнуть у колодца, если не поесть, то хотя бы водички напиться.

– Доброе дело сделал!

– Хороший получился колодец! С дубовым срубом, с крышей, и ведерко там есть, и кружка, и даже скамья!

– Не один человек будет вспоминать тебя с благодарностью, – заметил Павел Серафимович.

– Надеюсь, – улыбнулся Данила. – Какая теперь от меня польза? В городе песен людям уже не пою – не позволяют. Ночью пробираешься лесом, как вор, – ни отдохнуть, ни запеть, а еще и за парня волнуюсь. Мне-то что? Я уже свое отжил, а его жалко. А еще за кобзу душа болит. Завернул ее, как ребенка, в дерюгу, не даю ей голос подать. Если воры отберут у меня инструмент – не выдержит сердце. Сросся я с ней в одно целое, – с грустью констатировал кобзарь. «Как и я с землей», – подумал о себе Павел Серафимович. – Отсиживаюсь по селам у добрых людей, как мышь в норке, – продолжил старик.

– Но ты же несешь правду людям.

– Пока что, – прибавил он. – Если хочешь услышать правду, то я могу рассказать то, о чем не говорят и ты никогда не узнаешь, – шепотом сказал Данила.

– Расскажи, – попросил хозяин.

– Этой осенью организовали так называемые «зеленые эшелоны». В промышленные центры России из Украины шли целые эшелоны с продуктами к октябрьским праздникам.

– В то время, когда здесь бедствуют люди?!

– Да, человек добрый! Под охраной шли «зеленые эшелоны», везли не только хлеб и муку, но и квашеные огурцы, капусту и даже помидоры. А в Украине села остались обречены на голод. Можешь мне верить, можешь нет, но это истинная правда! Богом клянусь! – Он наложил на грудь размашистый крест.

Мужчины еще долго беседовали. Соседей не звали, потому что заметят из сельсовета – беды не оберешься. Лишь после обеда Варя уговорила деда и мальчика отогреться на печи и поспать перед ночной дорогой.